"Эммануил Генрихович Казакевич. Дом на площади ("Весна на Одере" #2) " - читать интересную книгу автора

III

Прибывших офицеров разместили в домах, прикрепили к столовой и
оставили в покое. Казалось, никто отныне не интересовался ими. Их не
вызывали и не торопились назначать на должности. Понаехало их сюда очень
много, и вся окраина города кишела молодыми людьми в кителях с погонами и
эмблемами всех родов войск. Медали позвякивали на них. Бесчисленное
множество разнообразнейших лиц ежедневно мелькало мимо Чохова во время его
коротких хождений от дома, где он расположился, до отдела кадров и
обратно. Изредка встречались и знакомые, но их было очень мало.
Вскоре многие офицеры взяли краткосрочные отпуска на несколько дней.
Весельчаков уехал в медсанбат к своей жене Глаше, Мигаев - к фронтовым
друзьям-сталинградцам в 8-ю гвардейскую армию. Четвериков тоже вскоре
исчез - по-видимому, отправился к своему брату-генералу во 2-ю танковую
армию. Города по привычке не назывались, а назывались номера воинских
частей; Германия еще не ощущалась офицерами как таковая, а только лишь как
место дислокации полков, дивизий и армий.
Чохову стало совсем одиноко. Поселили его в небольшом домике, в
комнате, где стояли две койки. Вторая койка была, несомненно, кем-то
занята: под ней лежал чемодан, над ней висела шинель с капитанскими
погонами. Однако Чохов жил тут пять дней, а сосед все не появлялся. Он
впервые заявился только на шестой день, и то часа в четыре утра. Чохов
проснулся оттого, что услышал стук захлопываемой двери. Открыв глаза, он
заметил сразу, что соседская шинель исчезла со стены. Позднее он увидел на
столике записку, написанную размашистым неровным почерком. Она гласила:
"Капитан, прошу не волноваться. Я забрал свою шинель. Спокойного сна.
У меня в тумбочке пол-литра немецкого ликера, можешь пользоваться, не
возражаю. Капитан Воробейцев".
Чохов усмехнулся, оделся, пошел завтракать, потом направился опять,
как ежедневно, в отдел кадров. Он здесь снова потолкался среди офицеров.
Сегодня их было особенно много, главным образом подполковников и
полковников. Время от времени появлялся даже генерал, а то и два сразу.
Это обилие больших начальников, ждущих, как и он, Чохов, назначения,
заставило нашего капитана почувствовать себя совсем маленьким человеком.
Если в полку он все-таки был видным офицером, одним из тех отчаянных
ребят, каких не так уж много бывает в любом полку, то здесь он вскоре
перешел от повышенного самоуважения к столь же преувеличенному
самоуничижению.
Добро бы у него хватило смелости подойти к какому-нибудь из офицеров
отдела кадров и настойчиво поговорить с ним! Но дело в том, что,
убедившись в своей малости, он из чувства робости, смешанного с
самолюбием, ни у кого ни о чем не спрашивал, а только смотрел глазами,
полными грусти, на столы с бумагами, картотеками, ведомостями, на сердитые
затылки кадровиков. Потом он уходил.
На этот раз он пошел бродить по Потсдаму. Город был сильно разрушен
американскими бомбежками. Не следует думать, что Чохов интересовался
достопримечательностями старой прусской столицы, - нет, он глядел на
дворцы, соборы, парки с полным безразличием. Город он осматривал только с
точки зрения участника прошедших здесь боев. Он вспоминал отдельные