"Вениамин Каверин. Два капитана" - читать интересную книгу автора

Он с минуту смотрел на меня.
- Нужно учиться, милый, - серьезно сказал он. - Ты про себя-то можешь
что-нибудь сказать? В уме?
Он стукнул меня по лбу.
- В голове, понимаешь?
Я промычал, что да.
- Ну, а вслух? Скажи вслух все, что ты можешь. Ну, скажи: "да".
Я почти ничего не мог. Но все-таки сказал:
- Да.
- Прекрасно! Еще раз.
Я сказал еще раз.
- Теперь свистни.
Я свистнул.
- Теперь скажи: "у".
Я сказал "у".
- Лентяй ты, вот что! Ну, повторяй за мной...
Он не знал, что я все говорил в уме. Без сомнения, именно поэтому с
такой отчетливостью запомнились мне первые годы. Но от моей немой речи еще
так далеко было до всех этих "е", "у", "ы", до этих незнакомых движений
губ, языка и горла, в котором застревали самые простые слова. Мне
удавалось повторять за ним отдельные звуки главным образом гласные, но
соединять их, произносить их плавно, не "лаять", как он мне велел, - вот
была задача!
Только три слова: "ухо", "мама" и "плита", получились сразу, как
будто я произносил их когда-то, а теперь оставалось только припомнить. Так
оно и было: мать рассказывала, что в два года я уже начинал говорить и
вдруг замолчал после какой-то болезни.
Мой учитель спал на полу, покрывшись полушубком и положив под сенник
какую-то металлическую светлую штуку, а я все ворочался, пил воду, садился
на постели, смотрел в замерзшее узорами окно. Я думал о том, как я вернусь
домой, как стану говорить с матерью, с тетей Дашей. Я вспомнил первую
минуту, когда я понял, что не умею, не могу говорить: это было вечером,
мать думала, что я сплю, и, бледная, прямая, с черными косами,
переброшенными на грудь, долго смотрела на меня. Тогда впервые пришла мне
в голову горькая мысль, отравившая мои первые годы: "Я хуже всех, и она
меня стыдится. Повторяя "е", "у", "ы", я не спал до утра от счастья. Саня
разбудила меня, когда был уже день.
- Я к бабушке бегала, а ты все спишь, - сказала она бистро. - У
бабушки котенок пропал, его Мурка в котел снесла. А Иван Иваныч где?
Сенник лежал на полу, и еще видны были примятые места: голова, плечи,
ноги. Но самого Ивана Иваныча не било. Он подкладывал под голову заплечный
мешок - и мешка не было. Он покрывался полушубком - не было и полушубка.
- Иван Иваныч!
Мы побежали на чердак - никого.
- Вот те крест, он спал, пока я к бабушке бегала, я на него еще
посмотрела, вижу - спит, думаю - пока я к бабушке сбегаю. Санька, смотри!
На столе стояла черная трубочка с двумя кружками на концах: один плоский,
побольше, другой маленький и поглубже. Мы вспомнили, что Иван Иваныч
вынимал ее вместе с другими инструментами из заплечного мешка, когда
смотрел мои уши.