"Вениамин Каверин. Два капитана" - читать интересную книгу автора

вечер очень длинные песни таким серьезным тончайшим голоском, что нельзя
было слушать ее без смеха.
А как ловко хозяйничала она в свои семь лет! Впрочем, хозяйство было
простое: в одном углу чердака лежала картошка, в другом - свекла, капуста,
лук и соль. За хлебом мы ходили к Петровне.
Так мы жили - двое детей - в пустой избе в глухой, заваленной снегом
деревне. Каждое утро мы протаптывали дорожку к Петровне. Страшно было
только по вечерам: так тихо, что слышен, кажется, даже мягкий стук
падающего снега, и в такой тишине вдруг начинал выть в трубе ветер.



Глава пятая. ДОКТОР ИВАН ИВАНЫЧ. УЧУСЬ ГОВОРИТЬ


И вот однажды, когда мы только что легли и только что умолкла сестра,
засыпавшая всегда в ту минуту, когда она произносила последнее слово, и
наступила эта печальная тишина, а потом завыл в трубе ветер, я услышал,
что стучат в окно.
Это был высокий бородатый человек в полушубке, в треухе, такой
замерзший, что когда я зажег лампу и впустил его в дом, он не мог даже
закрыть за собой дверь. Заслонив свет ладонью, я увидел, что у него
совершенно белый нос. Он хотел снять заплечный мешок, согнулся и вдруг сел
на пол.
Таким впервые предстал передо мной этот человек, которому я обязан
тем, что сейчас пишу эту повесть, - замерзший до полусмерти, он вполз ко
мне чуть ли не на четвереньках. Пытаясь положить в рот дрожащие пальцы, он
сидел на полу и громко дышал. Я стал снимать с него полушубок. Он
пробормотал что то и в обмороке повалился на бок.
Мне случилось видеть однажды, как мать лежала в обмороке и тетя Даша
дула ей в рот. Точно так же поступил и я в этом случае. Мой гость лежал у
теплой печки, и неизвестно, в конце концов, что помогло ему, хотя дул я
просто отчаянно, так что и у меня самого голова закружилась. Как бы то ни
было, он пришел в себя, сел и стал с жадностью греться. Нос его отошел. Он
даже попробовал улыбнуться, когда я налил ему кружку горячей воды.
- Вы здесь одни, ребята?
Саня только сказала: "Одни", а он уже спал. Так быстро заснул, что я
испугался: не умер ли? Но он, как будто в ответ, захрапел.
По-настоящему он пришел в себя на следующий день.
Когда я проснулся, он сидел на лежанке рядом с сестрой, и они
разговаривали. Она уже знала, что его зовут Иваном Иванычем, что он
заблудился и что никому не нужно о нем говорить, а то его "возьмут на
цугундер". Честно сознаюсь - до сих пор не знаю точного смысла этого
выражения, но помню, что мы с сестрой сразу поняли, что нашему гостю
грозит какая-то опасность, и, не сговариваясь, решили, что никому и ни за
что не скажем о нем ни слова. Разумеется, мне легче было промолчать, чем
Сане. Иван Иваныч сидел на лежанке, подложив под себя руки, и слушал, а
она болтала. Все уже было рассказано: отца забрали в тюрьму, мы подавали
прошение, мать привезла нас и уехала в город, я - немой, бабка Петровна
живет - второй дом от колодца, и у нее тоже есть борода, только поменьше и