"Ясунари Кавабата. Снежная страна (Повесть)" - читать интересную книгу автора

аккуратно разлиновано и написано. Строчки узенькие-узенькие, линии тонкие,
расстояние между строками одинаковое. Я по линейке линовала страницы. И
почерк у меня мелкий. Все сплошь исписано. А потом, когда сама уж смогла
покупать бумагу, все стало выглядеть иначе, плохо, неаккуратно. Раньше
упражнялась в каллиграфии на старых газетах, а теперь прямо на чистой
бумаге. Когда есть деньги, перестаешь это помнить, не дорожишь вещами...
- И ты все время, без перерыва, ведешь дневник?
- Да. Самые интересные записи сделала, когда мне было шестнадцать лет и
в этом году. Я всегда пишу, когда возвращаюсь с какого-нибудь банкета.
Переодеваюсь в ночное кимоно и пишу. Перечитаешь потом и видишь - вот на
этом месте я заснула. Я ведь поздно домой возвращаюсь.
- Интересно...
- Но пишу-то я, конечно, не каждый день, бывает, и пропускаю. Здесь
ведь такая глушь, а ужины - все одни и те же. В этом году мне не повезло,
купила тетрадь, а там на каждой странице дата. А иногда распишешься, так и
страницы не хватает.
Рассказ женщины удивил Симамуру, но еще больше он поразился, узнав, что
она уже с пятнадцати лет конспектирует все прочитанные рассказы и романы.
Сейчас у нее накопилось около десятка общих тетрадей с такими конспектами.
- Свои впечатления записываешь?
- Впечатления не умею писать. Просто записываю фамилию автора, название
книги, имена героев и их отношения. Только и всего.
- Так ведь нет никакого смысла все это записывать.
- Возможно...
- Напрасный труд...
- Да, пожалуй! - Она согласилась, весело кивнув, но внимательно
посмотрела на Симамуру.
И в то самое мгновение, когда Симамура почему-то хотел еще раз громко
повторить "напрасный труд", в него вдруг вошла тишина, такая тихая, как
снежный звон. Это было влечение к ней. Отлично зная, что для нее это не
напрасный труд, он все же хотел бросить ей эти слова, которые, как почему-то
ему казалось, очищали ее от всего ненужного и делали еще чище.
Она произносила "рассказ", "роман", но в ее устах это не имело ничего
общего с тем, что называют литературой. Здесь, в глуши, если женщины
что-либо и читали, то разве лишь женские журналы. На большее деревенские
жительницы не были способны. Она читала другое и читала в полном
одиночестве. Наверно, без разбору и без особого понимания. Все, что
попадалось под руку. Увидит в гостинице какую-нибудь книгу или журнал и
попросит почитать. Однако среди авторов, названных ею, были и неизвестные
Симамуре. Но когда она говорила о прочитанных книгах, в ее тоне появлялась
какая-то жалкая нотка - так бескорыстный нищий рассказывает о
нежданно-негаданно полученном подаянии. Для нее все прочитанное было чем-то
далеким, чем-то странным и чужеземным. Не то же ли самое испытывал Симамура,
разглагольствуя о европейском балете, знакомом ему по зарубежным изданиям?..
Она с неменьшим удовольствием говорила о пьесах и фильмах, которые
никогда не видела. Наверно, изголодалась по собеседнику. Может быть, она уже
забыла, что сто девяносто девять дней назад увлекательные разговоры на
сходные темы заставили ее добровольно броситься в объятия Симамуры?.. Во
всяком случае, сейчас она опять все больше и больше загоралась от
собственных слов, от возникающих образов.