"Петр Катериничев. Любовь и доблесть" - читать интересную книгу автора

Олег заметил черную палку, на которую опирался незнакомец, быстро
отодвинул стул:
- Присаживайтесь.
- Спасибо. - Пожилой уселся, нога так и осталось прямой. - Только не
принимай меня за инвалида, сынок: на протезе я ковыляю дольше, чем ты на
своих двоих. Просто не люблю пить пиво в одиночестве, а кроме тебя, здесь,
пожалуй, и словом перемолвиться не с кем.
- Разве?
- Ты об этих? Кладбища мозгов. Зачем мне такая компания?
Олег пожал плечами:
- Я тоже не весельчак.
Пожилой окинул его ясным взглядом, сказал:
- У тебя, мил человек, душевная несвязуха. Пройдет. Порой, чтобы на
верную дорожку ступить да за верное дело зацепиться, и перестоять не
вредно, перетоптаться. Вот ты и топчешься. Это совсем не то же, что плюнуть
в лицо жизни и доживать век растительно и квело. Так оно, конечно,
спокойнее, но уж очень противно.
Пожилой утопил в пиве усы и в три глотка выпил полбокала. Крякнул,
отер пену привычным жестом, кивнул:
- Меня Иваном Алексеевичем звать.
- А я - Олег.
- Так что не томись, Олег. Перемелется все - мука будет. Вот из нее-то
и можно хлебушко печь. Только позаботиться нелишне, чтобы очаг был.
- Лучше камин.
- Очаг. Дом. Место, где тебе не страшен мир, каким бы уродливым ликом
он к тебе ни оборачивался. - Пожилой вздохнул. - А к дому войну и близко
подпускать нельзя. А у нас... - Иван Алексеевич отхлебнул еще пива. - И не
война вроде еще, но уже давно не мир. Одни людишки по жизни волками серыми
рыщут, другие - стволами осиновыми стынут, да будто в сыром лесу... На волю
дровосека.
Ивана Алексеевича повело быстро.
Олег только пожал плечами:
- А может, всегда так и было?
- Так, да не так. Просто тот огородик, на котором "зелень" зацветает,
лучше кровушкой удобрять: вот тогда баксы "лимонами" и восходят, как
лопушье! И что там жизнь каких-то солдат? - Иван Алексеевич призадумался,
сказал неожиданно:
- Вот я клешню нижнюю еще во Вьетнаме потерял, бог весть в каком году!
И, думаешь, жалко? Попервоначалу оно конечно. А теперь... Но и знаю я, что
не за товарища Хо Ши Мина на реке Бенхай я тогда загибался и не за товарища
Брежнева подавно! Просто раньше бойцы наши по миру были рассыпаны, и бились
неведомо где, и погибали безымянно, а потому в Союзе тишь была да гладь, и
война к нашим пределам даже приближаться не смела! - Иван Алексеевич
вздохнул, доцедил пиво до донышка. - Это я, Олежек, не жалуюсь. Просто
злость порой берет: сколько ж можно на людях верхом ездить, а? А потом
поразмыслю себе, на божий свет полюбуюсь, так на душе и мило, радостно.
Живы. И бог даст - еще поживем. И - победим.
- Кого?
- Да самих себя, кого еще побеждать? Свою лень, тоску, разочарование
жизненное, одиночество, неустройство. Возьми вот людей: летом жалуются на