"Валентин Петрович Катаев. Разбитая жизнь, или Волшебный рог Оберона " - читать интересную книгу автора

вздохи, мычание, звонкие шлепки по плечам и загривкам - так называемые
"макароны", всегда вызывавшие восхищение галерки, причем непременно
чей-нибудь рыдающий голос кричал из-под купола:
- Неправильно!
На что Дядя Ваня немедленно отвечал на самых низких нотах своего
голосового регистра:
- Правильно!
Как изобразить двух схватившихся борцов, минутную неподвижность, а
затем вдруг какое-нибудь молниеносное "тур дё тет", когда ноги в щегольских
белых "борцовках" летят вверх, противоестественное сплетение блестящих от
пота тел напоминает некое единое спрутообразное существо с двумя
человеческими головами с ежиками волос, повернутыми одна вверх, другая -
вниз, их налитые кровью глаза - и вопль восторга, бурные аплодисменты
партера и рев галерки...

Ритуал чемпионата французской борьбы был строго традиционен: одна из
борющихся пар - непременно - якобы в пылу спортивного азарта налетала на
судейский столик; жюри якобы в ужасе разбегалось; кто-то под общий смех
зрителей падал, ронял студенческую фуражку, которая катилась по арене,
валились на опилки чернильница, колокольчик; бумаги разлетались во все
стороны. В общем, это был маленький спектакль, комическое антре, о котором
потом вспоминали простодушные зрители как о счастливой случайности, в то
время как все это было заранее подстроено.
Кроме того, всегда перед последней парой борцов зрителей подстерегала
ужасная неожиданность. На арену быстро входил метранпаж из типографии в
своей традиционной синей блузе, из-под которой выглядывал крахмальный
воротничок и галстук, и клал на судейский столик только что отпечатанную,
еще сырую афишу завтрашней борьбы. Дядя Ваня, надев маленькое пенсне, так не
шедшее к его вульгарному, толстоносому лицу, брал афишу в руки и громко ее
читал; оказывалось, что самые интересные пары будут бороться именно завтра,
хотя еще вчера всем зрителям казалось, что интереснее, чем сегодня, не будет
уже никогда. Искусственное подогревание интереса к чемпионату было строго
продумано, и Дядя Ваня - тонкий знаток психологии цирковой публики - с
величайшим мастерством составлял афиши с таким расчетом, чтобы каждая
следующая была интереснее предыдущей. Для этого требовался большой талант.
"Боже мой, - с отчаянием думали любители борьбы с галерки, потратившие
на сегодняшний спектакль последний полтинник и надеявшиеся увидеть самые
лучшие пары. - Боже ж ты мой, оказывается, завтра будут бороться два
непобедимых чемпиона мира: сам великий Иван Поддубный и волжский богатырь
Иван Заикин, лучший техник борьбы двадцатого века". Причем они будут
бороться не как-нибудь, а до результата: унылой, томительной ничьей не
будет. Завтра зрители могут собственными глазами увидеть, как лопатки одного
из кумиров будут прижаты к ковру. Подобное зрелище невозможно пропустить!
Было от чего прийти в отчаяние. И бедняки с галерки всеми правдами и
неправдами добывали полтинники, даже закладывали в ломбард части своего
скудного гардероба и праздничные платки своих многострадальных супруг.

Французская борьба была чем-то вроде всеобщего запоя: она отвлекала от
политики, примиряла с неприглядной действительностью.