"Валентин Петрович Катаев. Спящий (Повесть)" - читать интересную книгу автора

Добрый малый Вася, сидевший за рулем, повернул яхту еще круче в
открытое море, и на дальнем берегу открылся и второй маяк, старый, уже не
работающий,- остатки каменной башни. А через некоторое время показался
третий маяк, новый, белоснежный, металлический, как бы в рыцарском шлеме с
опущенным забралом, состоящим из хрустальных рубчатых линз, откуда по ночам
в былые времена вырывались два резких луча электрического гелиотропного
света - один строго-строго горизонтальный, а другой строго вертикальный,
упирающийся в звездное небо мирного времени.

Гик грота перешел справа налево под ветер, и парус надулся еще круче.
Маленький ялик, так называемый тузик, привязанный за кормой, запрыгал по
волнам, как ореховая скорлупа.
Вася был сыном миллионера - бывшего, а впрочем, кто его знает, может
быть, и будущего. Незадолго до войны он выписал из Англии, из Гринвича,
небольшую яхту и подарил ее сыну. Теперь эта яхта, в сущности, была
единственное, что осталось от прежних миллионов. Так что Васина невеста
Нелли, старшая из двух сестер, дочерей бывшего прокурора палаты по
гражданским делам, осталась ни при чем, хотя и продолжала надеяться на
лучшие времена и возвращение Васиных миллионов.
Что касается самого прокурора, то он почти что остался не у дел. Все
жители города трех маяков остались не у дел.
В городе царило божественное безделье, как говорилось по-итальянски,
"дольче фар ниенте".

А как жили?

Жили прекрасно, продавая фамильные драгоценности и домашние вещи,
которые охотно обменивались пригородными крестьянами на муку, масло и свиное
сало. Каждое утро пригородные крестьяне приезжали на привоз, а иногда
попросту заворачивали со своими подводами и бричками во дворы, где шла
меновая торговля. Драгоценности же - изделия Фаберже, бриллианты, сапфиры,
высокопробное золото - по дешевке скупались таинственными ювелирами.
Несметные богатства время от времени переправлялись за границу.
О том, что случится завтра, никто не думал. Мечтали, что так будет
продолжаться вечно. Конечно, это было приятное заблуждение. Приятному
заблуждению поддался даже сам прокурор, которому, в сущности, нечего было
делать: некого судить. И он по целым дням шлепал в своем домашнем шлафроке и
в разношенных туфлях по квартире из комнаты в комнату.

...Густые поседевшие усы, столь же традиционно густые прокурорские
брови, истощенное бездельем лицо оливкового цвета и на носу пенсне, верой и
правдой служившее ему при рассмотрении судебных дел. Теперь оно служило ему
при рассматривании через биоскоп двойных картинок швейцарских видов с
Шильонским замком и двойными парусами над Женевским озером. Через это же
пенсне прокурор любил рассматривать журнал "Нива" за 1897 год с портретами
адмиралов, генералов, сенаторов и архиереев...
Что же касается прокурорши, то она была милая, совсем седая,
серебряная, маленькая, худенькая старушка, соблюдавшая в доме
дореволюционный порядок: завтрак, обед, пятичасовой чай, файф-о-клок, и
вечером горячий ужин с рублеными котлетами.