"Валентин Петрович Катаев. Литературные портреты, заметки, воспоминания" - читать интересную книгу автора

от защиты, если от этого, может быть, зависит жизнь человека? Не могу, не
могу.
И тут я почувствовал, что независимо от политических воззрений
человека, которого он спасал, независимо от того, хорош он или плох,
Короленко был прежде и больше всего величайший гуманист, для которого каждая
человеческая жизнь такая величайшая ценность, равной которой нет на земле. И
в этом же явный перевес Короленко-беллетриста над Короленко-публицистом.
Я узнал, что Короленко помогает из своих последних средств больным и
раненым красноармейцам. Во время нашего разговора два раза Владимира
Галактионовича вызывала жена в соседнюю комнату, чтобы сказать, что пришел
какой-то голодный, оборванный красноармеец. Короленко сейчас же
заволновался, стал рыться в кошельке и послал этому красноармейцу все
деньги, бывшие при нем, и еще пару своего белья.
Словом, всегда и во всем Короленко был прежде всего мягким, добрым
человеком и беллетристом, а потом уже политическим деятелем.


4

Потом мне пришлось быть у Короленко несколько раз. И особенно
запомнилась мне наша последняя с ним встреча. Это было накануне моего
отъезда из Полтавы в Одессу. Я зашел попрощаться и взять письма. В этот день
Короленко был очень слаб и плохо себя чувствовал. В разговоре мы не касались
современности, и Владимир Галактионович с особенным удовольствием и жаром
говорил о прошлом. Разговор зашел о Чехове. Тут Короленко разволновался
совсем. Он вставал из-за стола, ходил по комнате и все говорил о том, что
никак не может понять и оправдать того, что Чехов работал у Суворина.
- Удивляюсь, как мог такой человек, как Чехов, писать у Суворина? Такой
деликатный, мягкий, передовой человек? Для меня это тайна.
Короленко потом вспоминал, весело поблескивая глазами, как Чехов
сманивал его уехать на Волгу и написать вместе четырехактную комедию; как в
молодые, счастливые годы, с юношеским задором, Чехов восклицал, вертя в
руках пепельницу: "Что, нету тем? А хотите, Короленко, я вам сейчас напишу
рассказ про эту пепельницу!"
И мне было странно видеть этого большого писателя, который среди
суровой, жестокой и великой действительности живет весь прошлыми интересами
и волнениями.
В это время в Одессе печатался очередной, не помню который, том
"Записок моего современника". Я поинтересовался, работает ли Владимир
Галактионович сейчас над этим трудом.
- О да, - ответил Короленко, - ведь только сейчас я понял, что, в
сущности, я совсем не беллетрист. Я публицист. Самый настоящий. А раньше я
все никак этого не мог понять. Оттого, - прибавил Владимир Галактионович
грустно, - у меня и беллетристика и публицистика выходили как-то неладно. Но
теперь-то я уже знаю почему.


5

Прощаясь со мной, Короленко сказал: