"Валентин Петрович Катаев. Время, вперед! " - читать интересную книгу автора

Он подошел к Маргулиесу и пересунул фуражку на затылок, открыв потный лоб с
белым пятном от козырька.
- Ну, что же думаешь?
- Насчет чего? - рассеянно сказал Маргулиес.
- Насчет Харькова.
Не поднимая густых бровей от бумажек, Маргулиес озабоченно похлопал
себя по бедрам. Он вытащил из пиджака бумажный кулечек. Подкладка кармана
вывернулась ситцевым ухом. Просыпалась земля, камешки. Маргулиес, не глядя,
протянул кулек Корнееву.
- На, попробуй. Какие-то засахаренные штучки. Вчера в буфете. Очень
вкусно. Кажется, дыня.
Корнеев попробовал и похвалил.
Маргулиес положил в рот подряд пять обсахаренных кусочков.
Мося терся у двери. С нетерпением, доходящим до ненависти, он смотрел
на длинные пальцы Маргулиеса, неторопливо, как щипцы, достающие из кулечка
лакомство. Маргулиес тщательно обсосал кончики пальцев.
- Я еще сегодня ничего не ел, - застенчиво сказал он. - Попробуйте,
Мося. Четыреста граммов три рубля. Ничего себе.
Мося вежливо подошел и заглянул в кулек одним глазом, как птица.
- Берите, берите.
"Рот затыкает конфетами..." - злобно подумал Мося. Но сдержался. Он
устроил на своем широкоскулом глиняном лице улыбку, такую же сладкую и
сверкающую, как вынутый цукат.
- Товарищ Маргулиес... Даю честное благородное слово... Пусть мне
никогда не видеть родную мать. Пусть мне не видеть своих сестричек и
братиков. Дайте распоряжение второй смене.
Он с мольбой посмотрел на Корнеева.
- Товарищ прораб, поддержите.
Корнеев быстро сделал два круга по комнате. Комната была так мала, что
эти два круга имели вид двух поворотов ключа.
- В самом деле, Давид. Надо решать. Ты ж видишь - ребята с ума сходят.
- Определенно, - поддержал Мося. - Ребята с ума сходят, вы же видите,
товарищ Маргулиес. Дайте распоряжение Ермакову.
Корнеев круто подвернул под себя табуретку и сел рядом с Маргулиесом.
- Ну? Так как же ты думаешь, Давид?
- Это насчет чего?
Корнеев вытер ладонью лоб.
Рука Маргулиеса оставалась на весу. Он забыл ее опустить. Его занимали
исключительно счета. Его отвлекали лишними вопросами. В руке качался кулек.
Мося выскочил из конторки. К чертовой матери! Довольно! Надо крыть на
свой риск и страх, и никаких Маргулиесов. Дело идет о чести, о славе, о
доблести, а он - сунул брови в паршивые, тысячу раз проверенные счета и
сидит как бревно. Нет! Надо прямо к ребятам, прямо - к Ермакову. А с
такими, как Маргулиес, дела не сделаешь.
Мося кипел и не мог взять себя в руки. Он готов был кусаться.
Мося родился в Батуме, в романтическом городе, полном
головокружительных колониальных запахов, в городе пальм, фесок, бамбуковых
стульев, иностранных матросов, контрабандистов, нефти, малиновых башмаков,
малярии; в русских субтропиках, где буйволы сидят по горло в горячем
болоте, выставив бородатые лица с дремучими свитками рогов, закинутых на