"Валентин Петрович Катаев. Время, вперед! " - читать интересную книгу автора

Корнеев подергал носом.
- Хорошо.
Над воротами было прибито множество плакатов:
"Сюда вход прогульщикам и лентяям вход строго воспрещается".
"Курить строжайше запрещается. Товарищ брос папиросу! За нарушение
штраф 3 руб. И немедлена под-суд".
"Даешь 7 и 8 батареи к 1 сентября!"
И прочее.
Плакаты были обильно украшены символическими рисунками пронзительного
колорита. Тут были: дымящаяся папироска величиной с фабричную трубу, адская
метла, выметающая прогульщика, трехэтажный аэроплан удивительнейшей
конструкции с цифрами 7 и 8 на крыльях, курносый летун в клетчатой кепке с
пропеллером, вставленным в совершенно неподходящее место.
Внутри тепляк казался еще громаднее, чем снаружи.
В воротах стоял часовой. Он не спросил у Корнеева и Моси пропуска. Он
их знал.
Мимо ворот, звонко цокая и спотыкаясь по рельсам узкоколейки, на
шоколадной лошади проехал всадник эскадрона военизированной охраны с
оранжевыми петлицамп. Он круто повернул скуластое казацкое лицо, показав
литую плитку злых азиатских зубов.
Внутри тепляк был громаден, как верфь, как эллинг. В нем свободно мог
бы поместиться трансатлантический пароход.
Большой воздух висел, как дирижабль, на высоте восьмиэтажного дома,
среди легких конструкций перекрытия; тонны темного воздуха висели над
головой на тончайшем волоске сонного звука кирпича, задетого кирпичом.
Две пары туфель - желтых и белых - быстро мелькали по мосткам,
проложенным сквозь километровый сумрак.
Корнеев резал тепляком, чтобы сократить расстояние. Мося почти бежал
несколько впереди, бегло поглядывая на Корнеева.
Корнеев молчал, покусывая губы и выразительно шевеля бровями.
Мося кипел. Ему стоило больших трудов сдерживаться. И он бы не стал
сдерживаться. Плевать. Но обязывало положение. Десятник на таком мировом
строительстве - это чего-нибудь да стоит.
"Десятник должен быть образцом революционной дисциплины и выдержки"
(Мося с горьким упоением хватался за эту фразу, придуманную им самим).
Прораб молчит, и десятник будет молчать. Плевать.
Мося прекрасно понимал: ни Корнеев, ни Маргулиес это дело так не
оставят и обязательно умоют Харьков. Это ясно.
Но какая смена будет бить рекорд? И когда? В этом все дело. Тут вопрос
личного, Мосиного, самолюбия.
Если рекорд будет бить вторая или третья смена - это хорошо. Очень
хорошо. Но если - первая?
Первая заступает в ноль часов - и в ноль кончается Мосино дежурство.
Можно, конечно, отказаться от смены, по какой другой дурак десятник захочет
уступать Мосе славу?
Значит, если будет рекорд ставить первая смена, тогда все произойдет
без Моси. Это ужасно. Этого не будет. А вдруг?
Мося не выдержал:
- Товарищ Корнеев!
Мося даже хватил на ходу кулаком по огнетушителю, который в масштабе