"Валентин Петрович Катаев. Я, сын трудового народа... (Повесть)" - читать интересную книгу автора

приказав окрестить девочку в честь жены командира дивизиона Софией.
Девочка росла, воспитываемая матерью в простоте и любви. Отец для нее
был тоже существом высшим. Накануне войны ей исполнилось шестнадцать лет.
Два года она уже считалась невестой и гуляла с Семеном.
Хотя он был беден, а она богата, препятствий не предвиделось. Мать
Софьи была рада выдать дочку за хорошего, работящего человека.
Сговорившись с девушкой и разузнав стороной о настроении ее матери,
Семен уже было решил посылать сватов. Но как раз в это время на побывку
приехал сам Ткаченко, только что произведенный в фельдфебели. Он узнал о
предстоящей свадьбе и пришел в ярость.
В его планы никак не входило выдавать единственную дочь за бедняка.
Наоборот. Он давно уже мечтал породниться с кем-нибудь побогаче, повыше,
купить через банк хороший, большой хутор, уволиться, наконец, из части и
стать если не помещиком, то, во всяком случае, вроде того.
Он велел передать Семену, что переломает ему руки и ноги, если
когда-нибудь увидит его около своей хаты; жену обозвал старой макитрой, а
дочку хотел добре перетянуть по лопаткам ножнами новой фельдфебельской
шашки - и даже уже замахнулся, - но, увидев ее красивые черные глаза
навыкате, круглые от испуга, пожалел свое дитя, налился кровью и закричал
страшным голосом непонятное, но явно оскорбительное слово: "Хивря!"
В ближайший же праздник, надев полную парадную форму, при шашке,
крестах и оранжевой медали за трехсотлетие дома Романовых, фельдфебель лично
повез невесту на базар в Балту. На низко склоненной голове девушки был надет
батистовый чепчик с числом, вышитым малиновыми нитками. Число это
показывало, сколько рублей дается в приданое за невестой. Таков был
старинный сельский обычай, от которого не пожелал отступить Ткаченко.
Базар ахнул. Обычно на чепцах местных невест скромно значилось: 35, 50,
много - 75. Цифра 100 вызывала почтение. Вокруг 150 собирались любопытные, и
об этом толковали потом целый год. На чепце Софьи крупной школьной прописью
было вышито 300.
Народ столпился вокруг новой зеленой повозки с рессорной коляской,
расписанной розочками. Слезы смущенья и обиды текли по пунцовым щекам
девушки. А отец стоял перед повозкой, как перед своей батареей, ни на кого
не глядя, и, по-фельдфебельски отставив ногу в вытяжном сапоге со шпорой,
тремя пальцами разглаживал темные усы.


Глава VIII
СОЛДАТСКОЕ ЛИХО

Но честолюбивые мечты не сбылись. Ударила всеобщая мобилизация.
Ткаченко срочно отбыл в часть. Началась война. Семена забрали. Он тайком
прощался с Софьей, плакавшей у него на плече. И случилось так, что попал он
именно в ту самую артиллерийскую бригаду, в тот самый дивизион и даже в ту
самую батарею, где был фельдфебелем Ткаченко.
Тут, очутившись на позициях, да еще под властью своего врага, Семен
узнал, почем фунт солдатского лиха.
С того самого дня, когда Ткаченко, заложив руку за пояс, впервые
прошелся перед фронтом батареи и с недоброй усмешкой покосился на
вытянувшегося изо всей мочи канонира Котко, и вплоть до семнадцатого года не