"Карлос Кастанеда. Особая реальность: новые беседы с доном Хуаном" - читать интересную книгу автора

обращал внимание на каждый жест, движение, слово.
У меня зазвенело в ухе; самый обычный звон, на который я не обратил
внимания. Звон усилился, и мое внимание раздвоилось: я наблюдал за
участниками митоты и прислушивался к звону. Мне показалось, что лица всех
как будто осветились. Это не был свет фонаря или костра: скорее собственное
слабое свечение. В ухе зазвенело сильней. Я взглянул на мальчишку-напарника,
тот спал.
Розоватое свечение усилилось, Я посмотрел на дона Хуана. Он сидел с
закрытыми глазами; дон Сильвио и Мочо - тоже. Что касается четверых парней,
то двое из них сидели склонив голову на грудь, а двух других я видел со
спины.
Я весь превратился во внимание, но никак не мог понять, действительно
ли слышу звон и вижу розоватое сияние. Убедившись в постоянстве света и
звука, я пришел в крайнее замешательство. Со мной произошло что-то странное:
в сознании мелькнула мысль, не имеющая ничего общего ни с наблюдаемой
сценой, ни с тем, ради чего я здесь оказался. Я вспомнил слова, которые
когда-то в детстве слышал от матери. Эта мысль была совершенно неуместной и
отвлекала меня. Я попытался избавиться от нее и вернуться к наблюдениям, но
не мог; мысль все настойчивей овладевала моим сознанием. Вдруг раздался
голос матери: она звала меня. Я услышал шарканье ее шлепанцев, смех. Я
обернулся, ожидая, что перенесшая меня во времени галлюцинация явит зримый
образ матери. Но вместо нее увидел спящего мальчишку. Это несколько
встряхнуло меня: на минуту я успокоился и пришел в себя.
Я посмотрел на мужчин - они сидели в прежних позах. Сияние тем временем
исчезло, звон в ушах тоже. Я почувствовал облегчение и решил, что слуховая
галлюцинация больше не повторится, однако не мог избавиться от впечатления,
которое она произвела. Краем глаза я заметил, что дон Хуан глядит на меня,
но не придал этому значения. Воспоминание о материнском голосе буквально
загипнотизировало меня. Я силился переключить мысли на что-нибудь другое,
как вдруг снова раздался ее голос, да так близко, будто она стояла за
спиной. Мать звала меня. Я обернулся, но увидел лишь смутно мерцающую в
темноте хижину да кусты позади нее.
Материнский голос отозвался во мне такой глубокой болью, что я
застонал. Стало холодно и одиноко, я заплакал. Я чувствовал себя ребенком,
который ждет, чтобы его кто-нибудь утешил. Я взглянул на дона Хуана. Тот
пристально смотрел на меня. Сейчас было не до него; я закрыл глаза... и
увидел мать. Нет, не в мыслях - я совершенно ясно увидел ее рядом с собой.
Отчаяние охватило меня, я весь дрожал. Видение никак не вязалось с тем, чем
был занят мой ум, - от этого мне было не по себе. Я мог открыть глаза и
избавиться от видения, но вместо этого стал изучать его. Я не просто смотрел
на мать, а как бы исследовал ее. Странное чувство, словно навязанное извне,
охватило меня: я ощутил вдруг все невыносимое бремя материнской любви. Когда
я услышал, как она зовет меня, у меня защемило сердце, но, вглядевшись в
видение, я понял, что она всегда была мне чужой. Это открытие повергло меня
в отчаяние. Лавина мыслей и образов хлынула на меня. Не помню, продолжал ли
я видеть мать, - меня это уже не волновало, как и то, что делали в это время
индейцы. Я вообще забыл про митоту. Меня захлестнул поток необычных мыслей -
собственно, даже не мыслей, а цельных переживаний - ярких, неоспоримых
изображений моих истинных отношений с матерью.
В какой-то момент они прекратились. Я стал думать о своих