"Карлос Кастанеда. Особая реальность: новые беседы с доном Хуаном" - читать интересную книгу автора

мелочей, снова объяснил, что и как делать.
Мы пошли за дом, где собрались мужчины. Они уже разожгли костер. Земля
была расчищена, метрах в пяти от костра по кругу лежали соломенные циновки.
Мочо уселся первым; я заметил, что у него нет верхушки левого уха - видимо,
отсюда и взялось его прозвище. Дон Сильвио устроился справа от него, дон
Хуан - слева; Мочо сидел лицом к огню. Подошел парень и опустил перед ним
плоскую корзину с шариками пейотля, потом сел - между Мочо и доном Сильвио.
Другой парень принес две небольшие корзинки, поставил рядом с первой и сел
между Мочо и доном Хуаном. По бокам от дона Сильвио и дона Хуана уселись еще
двое парней, так что получился круг из семи человек. Женщины остались в
доме. Двое парней должны были следить за костром, а я с каким-то
мальчишкой - держать наготове воду, чтобы напоить участников митоты после
ночного бдения. Костер и сосуд с водой находились друг напротив друга, на
одинаковом расстоянии от круга из семи участников.
Мочо, возглавлявший митоту, запел песню пейотля. Его глаза были
закрыты, тело раскачивалось - вверх-вниз, вверх-вниз. Песня была длинной,
слов я не понимал. Запели и остальные - как-то вразнобой, беспорядочно. Мочо
взял корзину, достал оттуда два шарика и поставил ее в центр круга. То же
проделал дон Сильвио, после него - дон Хуан. Четверо парней, составлявших,
по-видимому, отдельную группу, тоже стали брать пейотль - по очереди, против
часовой стрелки.
Каждый из семи участников четырежды пропел свою песню, съедая каждый
раз по два шарика пейотля. Затем по кругу пошла корзинка с сушеными фруктами
и вяленым мясом.
В течение ночи эта процедура повторялась несколько раз, но я не
обнаружил в действиях участников никакого скрытого порядка. Они не
переговаривались, каждый был погружен в себя, никто не обращал внимания на
соседей.
Перед рассветом участники митоты встали, и мы с мальчишкой роздали им
воду. Затем я прошелся вокруг дома - поглядеть, где нахожусь. Собственно,
это был не дом, а низкая глинобитная хижина, крытая соломой. Окрестности
производили гнетущее впечатление: равнина, скудно поросшая кактусами и
кустарником, - и ни одного дерева. Удаляться далеко от дома не хотелось.
Женщины утром не появлялись. Мужчины молча бродили близ хижины. Около
полудня уселись опять - в том же порядке, что и ночью. Пустили по кругу
корзинку с вяленым мясом. Кое-кто запел песню пейотля. Примерно через час
все поднялись и разошлись по сторонам.
Нам с мальчиком и парням, следившим за костром, женщины принесли горшок
овсяной каши. Я поел и заснул до вечера.
Стемнело. Парни разожгли новый костер, митота возобновилась. Она мало
чем отличалась от вчерашней и закончилась на рассвете.
В течение ночи я старался не пропустить ни одного движения участников
митоты, надеясь обнаружить свидетельство их словесного или безмолвного
общения. Увы, ничего такого я не обнаружил.
Наступил вечер, и все повторилось сначала. К утру я расстался со своими
надеждами выявить скрытого руководителя или хотя бы признаки общения
участников митоты между собой. Я присел в стороне и занялся своими записями.
Когда настала четвертая ночь, я почувствовал, что она будет последней.
Поведение семерых участников ничем не отличалось от того, что я
наблюдал три ночи подряд. Как и раньше, я старался ничего не упустить,