"Лев Абрамович Кассиль. Огнеопасный груз" - читать интересную книгу автора

кто-то. Забился в угол, как веник.
- Это еще что за прибавление семейства? Клоков, ты чего смотришь? Не
видишь, постороннее лицо? Законопорядков не знаешь?
А это девчонка, годков этак двенадцати. Сидит, нахохлилась. На ней
стеганка ватная, грязным полотенцем перепоясана заместо кушака. Из-под
полушалка стриженые волосы торчат. Худая, немытая. А глаза так и
стригут.
- Дяденька, меня с того поезда ссадили. Можно? Мне только до
Козодоевки доехать.
- Какие, - говорю, - такие Козолуповки, Козодоевки! Инструкции не
знаешь? А ну, кыш-кыш, шевелись, ишь какие завелись! Скидывай отсюда
свои мешки. Гляди, какая расторопная, пристроилась. Спекулянничать
небось ездила? Наловчилась с малых лет, - говорю я ей.
А она:
- Я, - говорит,- не спекулянничать. Это я сухарей везу своим. Я их уж
два года не видала. Вот уехала к тете за Ростов, а сюда немцы вошли. У
меня там, в Козодоевке, мама и братик Сережа.
- И разговоров твоих слышать не хочу. Слезай! Но тут Клоков мой
подходит, отзывает меня в сторону и говорит:
- Слушай, Гурыч, а пускай себе едет. От нее ось не переломится, букса
не сгорит, поезд не расцепится. Намаялась девчонка.
- Да ты что, - говорю, - Алексей, соображение у тебя хоть на копейку
осталось? Воинский эшелон, вагон чрезвычайный, а мы зайцев возить будем.
Ишь ты, приютил, какой добренький!
Девчонка как вскочит! Стеганка ватная до колен ей, рукава завернуты.
Взвалила мешки на плечо - и давай меня чествовать.
- Ох, вредный ты до чего, - говорит, - дядька! И личность у тебя
кривая, это тебя от злости перекосило. У тебя и злость, как у собаки
кость, поперек горла застряла!
И утюжит меня всякими такими словами. Эдакая дерзкая девчонка!
Я говорю:
- Цыц сейчас же! Ты за кого себя понимаешь? Ты кто? Нуль цена тебе.
Посмотри ты, какая дерзкая. Я тебя в пять раз старше да во сто раз
умнее, а ты мне такие невыразимые слова. А корить меня, что личность
немножко на одну сторону повело, так это довольно совестно. Это у меня
еще от крушения с той войны.
А она мешки собрала свои, котомочки навесила - да вдруг отвернулась,
в стенку вагона лбом ткнулась да как заревет, заголосит, словно паровоз
у закрытого семафора. На всю станцию слыхать. А у меня никакого интереса
нет лишнее внимание на наш вагон навлекать. Уж прицепили, едем, никто не
проверяет, что за груз, и слава богу, молчи себе.
Куда там! Ревет, не унимается. Да и голос такой пронзительный, что
прямо-таки в оба уха забирается и в мозгах свербит, в самой середке. Да
тут еще Алексей мой, божий человек, опять заступается:
- Афанасий Гурыч, ладно, довезем ее, никто и не заметит.
- Нечего меня в цари Ироды зачислять, - говорю. - Что мне, жалко, что
ли, пусть едет. Только я знать ничего не знаю. В случае обнаружат - ты в
ответственности, с тебя спрос.
Девчонка ко мне кидается:
- Можно, да? Позволили? - и начинает мешочки с плеч скидывать. -