"Лев Абрамович Кассиль. Огнеопасный груз" - читать интересную книгу автора

прицепляют. Я уже со всем начальством на станции переругался, до самого
грузового диспетчера дошел. Сидит такой в фуражке, при очках; в
помещении жарынь, печка натоплена до нестерпимости, а он еще воротник
поднял. Перед ним на столе телефонная трубка рупором на раздвижке. А из
угла, где рупор, его разные голоса вызывают. Это по дорожному
телефону-селектору разговор идет. Только и слышно: "Диспетчер?! Алло,
диспетчер! Почему 74/8 не отправляется? Диспетчер, санитарная летучка
просится. Принимать, диспетчер?" А он сидит, словно и не слышит,
откинулся в кресле и бубнит себе в рупор: "Камень бутовый - три
платформы. Кора бересклета - двенадцать тонн, направление - Ставрополь.
Скотоволос - три тонны, Краснодар. Пух-перо - тонна с четвертью.
Кожсырье - две с половиной". Я своими бумажками шелестеть начал, перед
его очками документами помахиваю, печати издали показываю, а читать в
подробности не даю. Такой, думаю, бюрократ, суконная душа, не может
воспринять, какой я груз везу.
Нет! Куда там... И глядеть не желает, и подцеплять меня отказывается,
отправление не дает, велит очереди ждать. Лешка мой не выдержал.
- Слушай,- говорит,- пойми, груз-то у нас особый, секретный! Не
приведи бог, какая воздушная опасность, так вы от нашего вагона сами тут
в пух-перо обратитесь.
- Позвольте,- говорит тот,- так вы бы сразу и объявили, что у вас
груз огнеопасный. Чего же вы двое суток тянули? Стоят с таким грузом и
молчат! Идите скорее, на третьем пути воинский эшелон составляется,
через час отправление даю. Если начальник спорить не будет, я ваш
поставлю.
Бежим на третий путь. Я Алеше Клокову говорю:
- Слушай, Клоков, где же это ты у нас взрывчатку нашел? Смеется:
- Помалкивай себе, Гурыч, в бумажку. Эдакий камень бутовый только
взрывчаткой и колыхнешь. Сам видишь.
Ну, в общем, уговорили. Поставили нас в хвосте. Через час дали
отправление.
Теперь такая картина. Эшелон этот на самый фронт идет. Везут всякое
такое, чего вам и знать не предусмотрено, не могу сказать. Словом,
взрывчатым вагоном испугать их уж нельзя. Куда там! Ну, а направление
наше идет на станцию Синегубовка. А потом разъезд Степняки, Молибога,
Синереченская, Рыжики, Бор-Горелый, Старые Дубы, Казявино, Козодоевка,
Чибрики, Гать и, значит, ваш город, станция назначения. А фронт тут
крученый. И в местности еще кое-где бои. Так что ехать-то надо с
оглядкой.
День едем - ничего, порядок. Правда, летали над нами какие-то,
кружились. Одни говорят - наши, другие доказывают - немцы. Кто их
разберет! Бомбами не кидались. И у нас в эшелоне на двух площадках
зенитки были - огонь не давали.
А местность кругом сильно разоренная. Недавно еще тут немец был.
Пожег все, злодей, порушил, глядеть жалко. Пустынь горелая... И дорога
на живую нитку пошита. Еле едем.
Прибыли мы под вечер на станцию Синереченскую. Пошел я за кипятком,
чайком решил согреться. Хлеба получил по рейсовым карточкам. Возвращаюсь
обратно, к своему вагону. А вечер был дождливый, ветреный. Пробрало меня
порядком. Иду, мечтаю про чаек. Влезаю на площадку, гляжу - сидит