"Лев Кассиль. Черемыш брат героя (детск.)" - читать интересную книгу автора

грелками.
А Гешку летчик отвез к себе в номер, так как гостиница была недалеко от
берега - ближе, чем больница и детдом.
Когда в номер явился доктор, Гешка уже лежал на кровати, докрасна
растертый, одетый в теплое, просторное вязаное белье летчика - "специально
арктическое", как сказал Климентий. Кожа на всем теле горела после
немилосердных растираний. Горячие бутылки жгли Гешке пятки и бок.
- Терпи, терпи! - говорил Климентий.
Летчик, в теплой фланелевой пижаме, хвативший спирту, едва разбавленного
водой, покрякивая, шагал по комнате, шлепая огромными мохнатыми туфлями.
Доктор велел Гешке вылежать денек и ушел.
- Ну как, ничего, обсох? - спрашивал летчик, подходя к кровати.
Гешка блаженно морщил нос. Должно быть, улыбался там, под теплым одеялом,
укрытый до самого носа.
- А отыграться все-таки не успел, - поддразнивал его летчик. - Три - два в
пользу девчат осталось. Ну, не горюй! В другой раз три забьешь, как
окончательно обсохнешь. А сейчас - спать!
Летчик задернул полог. А Гешка опять забеспокоился.
"Вот как скажут ему, как я про него всем врал и братом воображал, так он
живо меня отсюда и фьюить!.. - мучился Гешка. - Нет, лучше потом сам скажу...
Только немножко после".
Вскоре в номер принесли высушенные вещи Гешки и учебники, забытые им у
исад. Но Гешка уже спал.
Когда он проснулся наутро, летчик был совершенно одет, при орденах и даже
в фуражке. Он, видимо, собирался уезжать.
Под окном то громче, то тише урчал прогреваемый мотор автомобиля.
Климентий Черемыш сидел за столом, что-то читал, пожимая плечами и сдвигая
фуражку на затылок. По широкому выразительному лицу его гуляла гримаса
веселого недоумения. Он смешно таращил глаза, надувал щеки и делал губами
"пуф-пыф".
Гешка проснулся с твердым намерением сразу же все рассказать летчику. Он
не мог больше скрывать. "Он меня спас, а я от него секрет держу, да еще про
него самого! Узнал бы, так не спасал, наверно... " - мучился Гешка.
- А, проснулся, утопленник, щука подледная! - закричал летчик.
Широко шагая, он подошел к постели и встал, упершись руками в бока и
покачиваясь с каблука на носок.
- Слушай, это твой тут задачник принесли? Я, брат, ничего не понимаю! Тут
вместе с ним письмо принесли. В задачник вложено. Адресовано мне. Вот видишь:
"Герою Советского Союза Климентию Черемышу". Я, значит, взял его, распечатал,
а там какая-то ерунда. Вот смотри: "Уважаемый товарищ Черемыш! Дирекция
третьей северянской средней школы вынуждена обратить ваше внимание на
неуспеваемость и недисциплинированность вашего брата Черемыша Геннадия,
ученика пятого класса... " Ну, и так далее. Я что-то ничего сообразить не
могу. При чем тут я? У меня никакого брата нет и не было.
- Это про меня... - сказал Гешка, хлопая глазами и чувствуя, как начинает
ему колоть щеки прилившая к лицу кровь. - Но неуспеваемость за последнее время
только. Честное слово, правда...
Эх, почему в полу нет проруби! Он готов был бы еще раз провалиться...
- Погоди, - настаивал летчик. - Ну хорошо, ты не успеваешь, а я тут при
чем? Написано: брат.