"Канатная плясунья" - читать интересную книгу автора (Леблан Морис)

Глава 3. Ясновидящая

Этот последний удар окончательно сразил графа и графиню. Склонившись друг к другу, они, Эстрейхер и Рауль Давернуа о чем-то перешептывались.

Бедняга Кентэн, услышав разговор об овраге и тайнике, дрожа от страху, забился в подушки. Доротея сошла с ума! Зачем она выдает того человека, который рылся в яме? Навести на его след — значит навести и на свой след, расставить ловушку самим себе. Как глупо!

А между тем Доротея среди общего волнения оставалась совершенно спокойной.

— Ваши наблюдения нас очень взволновали, — заговорила графиня. — Они показывают, до какой степени вы проницательны, и я прямо не знаю, как вас благодарить за то, что вы нам сообщили.

— Вы, графиня, так тепло нас привяли, что я сочла своим долгом оказать вам эту услугу.

— Громадную услугу, — подхватила графиня. — И я вас попрошу докончить то, что вы начали.

— То есть? Что я должна сделать?

— Рассказать нам все, что вы знаете.

— Я ничего больше не знаю.

— Но вы можете знать больше.

— Каким образом? Графиня улыбнулась.

— Благодаря вашим талантам ясновидения, о которых вы говорили.

Доротея поклонилась.

— Я согласна… Но ведь это только опыты, и они не всегда удаются.

— Попробуем.

— Хорошо, попробуем. Я заранее прошу у вас снисхождения, если мы не добьемся успеха.

Она взяла у Кентэна из кармана платок и завязала им себе глаза.

— Чтобы стать ясновидящей, надо сделаться слепой… Чем меньше я смотрю, тем больше вижу.

И совсем другим, серьезным тоном прибавила:

— Задавайте мне вопросы, графиня. Постараюсь ответить…

Она облокотилась на стол и руками сжила виски. Графиня спросила:

— Кто рыл? Кто производил раскопки?

Доротея молчала. Создавалось впечатление, что она сосредоточивалась в самой себе. Через две-три минуты она заговорила. Голос ее звучал немного приглушенно, но без всякой фальши, обычной у цирковых магов в сомнамбул:

— На площади я ничего не вижу. Туман многих дней застилает картину. Зато в овраге…

— В овраге? — переспросила графиня.

— В овраге… Там поднята каменная плита, в углублении под ней стоит человек и работает лопатой.

— Какой человек? Его приметы?

— Он одет в длинную блузу…

— А лицо?

— Лицо закрыто. Вся голова укутана в шарф. Кончив работать, он опустил плиту и унес лопату.

— Только лопату? Больше ничего?

— Нет. Он ничего не нашел.

— Куда он пошел?

— Он поднялся вверх… Подошел к воротам замка над обрывом.

— Так они же закрыты!

— У него есть ключ… Вошел… Раннее утро… Все еще спят… Он идет к оранжерее… Тут есть маленькая комната…

— Да, там садовник складывает свои инструменты.

— Он ставит лопату в угол, снимает блузу и вешает ее на гвоздь в стене.

— Но это не может быть садовник, — вскричала графиня. — Лицо? Вы видите лицо.

— Нет… нет… Оно остается закутанным…

— Во что он одет теперь?

— Во что он одет?.. Я не могу рассмотреть… Он уходит… исчез.

Доротея смолкла. Как будто все ее внимание было напряжено и приковано к кому-то, чей силуэт расплывался в тумане, как привидение.

— Я его не вижу больше, — сказала она. — Ах, нет… Есть… Главный вход в замок… Тихо отворяется дверь… Потом… Потом лестница… длинный коридор, едва освещенный маленькими окнами… Но я могу различить в темноте картины на стене… скачущих лошадей… охотников в красных костюмах… Да, и человек… он пригнулся около двери… ищет замок… вошел…

— Кто-нибудь из слуг, — глухо промолвила графиня. — Это, вероятно, во втором этаже, там действительно висят картины… Что за комната, в которую он вошел?

— Очень темно. Занавеси спущены… Он зажег карманный фонарик и осматривается вокруг… Вот камин, на нем календарь… И большие часы ампир с золотыми колонками…

— В моем будуаре, — прошептала графиня.

— На часах без четверти шесть… Мебель красного дерева… Несгораемый шкаф… Он открывает этот шкаф.

Доротею слушали не прерывая, напряженно и взволнованно. Как не поверить в волшебство, если эта девушка, никогда не бывавшая в замке, ни разу не переступавшая через порог будуара, совершенно правильно говорила о том, что там находилось.

Графиня растерянно проговорила:

— Шкаф был заперт… Я его сама заперла… Я даже помню, как звякнул замок.

— Заперт, да. Но ключ остался в замке.

— Что ж из этого? Я передвинула буквы у замка.

— И все-таки ключ повертывается.

— Невозможно!

— Ключ повернулся. Я вижу три буквы.

— Три буквы! Вы их видите?

— Очень ясно. Первая — Р, вторая — О и третья — Б, то есть первые три буквы слова «Роборэй»… Шкаф открыт, там есть ящичек… Человек засунул в него руку… и вынул…

— Что? Что? Что он взял?

— Пару серег.

— Сапфировые? Два сапфира?

— Да, графиня, два сапфира.

Графиня порывисто вскочила и бросилась наверх к себе в будуар, ее муж и Рауль Давернуа побежали за ней. Доротея слышала, как граф сказал на ходу:

— Если это правда, Давернуа, так это очень странно.

— Действительно, странно, — повторил Эстрейхер, который тоже бросился за ними, но добежал только до двери, закрыл ее и вернулся с очевидным намерением поговорить с Доротеей.

Доротея развязала платок и щурила глаза от света. «Бородач» пристально посмотрел на нее. Она ответила прямым и смелым взглядом. После некоторого колебания Эстрейхер повернул обратно к выходу. Но снова раздумал и, остановившись, насмешливо улыбнулся.

Доротея тоже улыбнулась.

— Вы смеетесь? — спросил он.

— Я смеюсь, потому что смеетесь вы. Но я не знаю причин вашего веселья.

— Я смеюсь оттого, что нахожу все это очень остроумным.

— Что именно?

— Вашу мысль сделать из двух человек одного, соединить в одном лице того, кто рыл яму под плитой, с тем, кто ночью пробрался в замок и украл драгоценности.

— То есть? — спросила Доротея.

— Вы хотите, чтобы я был еще точнее? Извольте… Вы очень остроумно заметаете следы кражи, которую совершил господин Кентэн.

— Господин Кентэн при невольном участии господина Эстрейхера, — быстро подхватила его фразу Доротея.

Эстрейхер не мог скрыть досадливой гримасы. Он решил не отпираться и заговорил прямо:

— Пусть так. Так лучше, в открытую. Ни вы, ни я не принадлежим к числу людей, которым даны глаза, чтобы они не видели. И если я сегодня ночью видел субъекта, лазавшего по стенам замка, то вы видели…

— …человека, который возился в яме и получил здоровый удар камнем по голове.

— Прекрасно. И я повторяю: это очень остроумно слить в одно того и другого… И очень опасно.

— Опасно? В каком отношении?

— В том отношении, что всякая атака влечет за собой контратаку.

— Я еще не атаковала, а только хотела показать, что ко всему приготовилась.

— Даже к тому, чтобы приписать мне кражу?

— Может быть.

— О! Тогда я поспешу доказать, что они в ваших руках.

— Поспешите.

Он пошел к двери, но перед самым выходом остановился и еще раз спросил:

— Итак, мы становимся врагами… В чем дело? Ведь вы же меня совсем не знаете.

— Знаю достаточно хорошо, чтобы понять, кто вы такой.

— Кто я? Я — Максим Эстрейхер, дворянин.

— Возможно. Но это не все. Вы занимаетесь тем, что тайком, без ведома своих родственников, ищете то, что вы не имеете права искать. И думаете, что вам удастся присвоить найденное.

— А вас это касается?

— Да.

— Почему? Чем затронуты ваши интересы?

— Скоро узнаете.

С трудом удерживаясь, чтобы не вспылить, Эстрейхер сказал:

— Тем хуже для вас и для вашего Кентэна.

И не произнеся больше ни слова, он поклонился и вышел.

Странная вещь! В этой словесной дуэли Доротея сохраняла полное хладнокровие, но как только дверь за Эстрейхером закрылась, она дала волю ребяческим шалостям, «сделала нос», отпрыгнула и повернулась несколько раз на одной ножке. Потом, довольная собой и ходом событий, подбежала к Кентэну, ошеломленному и неподвижно сидевшему на кресле.

Тот пролепетал:

— Мы попались.

— Ты городишь чушь, Кентэн. Почему же это мы попались?

— Он нас выдаст.

— Никогда. Он может окольными путями навести на нас подозрение, но прямо выдать нас не посмеет. А если он расскажет, что видел сегодня утром, то я расскажу, что видела я.

— Все-таки, незачем было говорить о том, что драгоценности исчезли.

— Рано или поздно узнали бы сами. А одно то, что я заговорила об этом первая, отвлекает подозрения от нас.

— Как раз наоборот: навлекает подозрения.

— Ну, в случае чего, я заявлю, что вор — бородач, а не мы.

— Нужны доказательства.

— Я их найду.

— За что ты его так ненавидишь?

— Дело не в ненависти. Просто я хочу его прихлопнуть. Это опасный человек, Кентэн. Ты знаешь, мое чутье никогда меня не обманывает. Это мерзавец, способный на все, подкапывающийся теперь под семью Шаньи… И я освобожу их от него какой угодно ценой.

— Ты меня удивляешь, Доротея. Рассчитываешь, комбинируешь, взвешиваешь, соображаешь. Можно подумать, что ты действуешь по какому-то определенному плану.

— Нет, плана пока нет. Я бью наудачу. Но определенная цель у меня есть, это правда. Передо мной четыре человека; несомненно, их объединяет какая-то общая тайна. Отец перед смертью произнес слово «Роборэй». Я хочу разузнать, не имел ли и он права принять участие в их группе. И если да, то не могу ли я занять его место… Прямым путем мне не удалось ничего узнать. Но все-таки я добьюсь своего, слышишь, Кентэн, добьюсь!

Она топнула ногой. В тоне, которым она сказала последние слова, и в этом резком жесте внезапно обнаружились страшная энергия и решимость. Доротея еще раз повторила:

— Я добьюсь, Кентэн. Клянусь тебе в этом. Я им рассказала еще не все из того, что мне удалось открыть. И есть одна вещь, которая заставит их пойти на уступки.

Доротея замолчала и стала смотреть в окно, за которым резвились Кастор и Поллукс. Выло слышно, как кто-то быстро пробежал по замку.

…Слуга выскочил из подъезда и открыл ворота. В них въехали три или четыре фургона, один из которых был «Цирк Доротеи».

Около фургонов толпилось десятка два людей.

— Жандармы… Там жандармы, — застонал Кентэн. — Они обыскивают барак тира.

— Эстрейхер с ними, — заметила девушка.

— Доротея, что ты наделала!

— Мне все равно, — отвечала Доротея, ни капли не волнуясь. — Эти люди владеют тайной, которая касается, должно быть, не только их, но и меня. Я хочу ее узнать. И все, что происходит, идет мне на пользу.

— Однако…

— Не распускай нюни, Кентэн. Сегодня решается моя судьба. Ударим-ка фокстрот.

Она схватила его за талию и заставила кружиться. Так, танцуя, вертясь и шумя, из салона они выбрались в просторный вестибюль. Но легкий обморок Кентэна остановил дальнейшее продвижение танцующих.

— Ну, что еще с тобой? — сердито спросила она, стараясь поднять Кентэна.

— Я боюсь… боюсь.

— Да чего же? Чего? Чего ты боишься?

— Серьги…

— Дурак! Раз ты их бросил в кусты…

— Я не…

— Что-о?

— Не бросил.

— Где же они?

— Не знаю. Я искал, как ты велела, в корзине, куда сам их положил, но их там не было… Картонная коробочка исчезла.

Лицо Доротеи сделалось серьезным.

— Почему же ты меня не предупредил? Я бы вела себя иначе.

— Я не смел. Не хотел тебя расстраивать.

— Ах, Кентэн, ты сделал страшную глупость. Больше ни одним словом не упрекнула она своего товарища и только задала вопрос:

— Что же ты думаешь, куда они делись?

— Я думаю, что я ошибся… что я положил их в другое место, но куда, не помню… Я перерыл весь фургон. А жандармы сумеют отыскать.

Дело принимало плохой оборот. Серьги в фургоне — бесспорная улика. И дальше — арест, тюрьма.

— Не выгораживай меня, Доротея, — говорил несчастный Кентэн. — Брось меня… Я дурак, преступник… Свали все на меня… Скажи им правду.

В этот момент на пороге вестибюля показался жандарм в сопровождении одного из слуг замка.

— Ни слова, — успела шепнуть Доротея. — Я запрещаю тебе произносить хоть одно слово.

Жандарм подошел.

— Мадемуазель Доротея?

— Да, это я. Что вам угодно?

— Идите за мной. Мы обязаны вас…

Но графиня, спускавшаяся с мужем и Раулем Давернуа по лестнице, прервала жандарма:

— Нет, нет, — закричала она, — я категорически протестую против того, чтобы этой барышне была причинена какая-нибудь неприятность.

Рауль Давернуа ее поддержал, но граф сказал:

— Мой друг, это простая формальность, законная мера, которую должен принять жандарм. Кража совершена? Власти должны произвести следствие и допросить всех лиц…

— Но не эту девушку, которая открыла кражу, рассказала о том, что затевается вокруг нас.

— Почему же все-таки не допросить и ее, как всех? Может быть, прав Эстрейхер, когда он сейчас высказал предположение, что серьги были взяты не из шкафа. Может быть, в самом деле, вы сегодня утром машинально надели их, они выпали из ушей и их поднял кто-нибудь.

Жандарму, кажется, надоело ждать окончания спора между графом и графиней. Но он не знал, что предпринять. Доротея вывела его из затруднения.

— Вы правы, граф. Моя роль должна вам показаться подозрительной. Нет никаких оснований к тому, чтобы сделать для меня исключение и освободить от допроса и обыска

Обращаясь к графине, она сказала.

— Не присутствуйте при обыске. Это довольно противная картина. Что касается меня, то по своей профессии странствующей актрисы я должна быть готова и к худшему. Зато я вас попрошу, почему — вы поймете после, быть при моем допросе.

— Обещаю вам это.

— Бригадир, я к вашим услугам.

Она вышла вместе со своими четырьмя компаньонами и жандармами. Кентэн еле волочил ноги, словно его вели на казнь. Капитан Монфокон, заложив руки в карманы и держа в кулаке веревку от коляски с игрушками, весело насвистывал песенку.

Подойдя к своему фургону, Доротея увидела Эстрейхера, разговаривающего со слугами и жандармом.

— Это вы, — сказала она с веселой и приветливой улыбкой, — направили следствие на нас?

— Да, я, — отвечал тот в таком же тоне, — но в ваших собственных интересах.

— Очень благодарна. В результатах я не сомневаюсь, — и, обращаясь к бригадиру: — Ключей нет. В цирке Доротеи нет замков. Все открыто.

Бригадир, кажется, не очень любил заниматься обысками. Зато двое замковых лакеев принялись за дело с большим рвением. Эстрейхер время от времени давал им указания.

— Извините меня, — обратился он к Доротее, отводя ее в сторону. — Но я стараюсь устранить от вас всякую тень подозрения.

— Я понимаю ваше старание… Вы заботитесь о самом себе.

— Как так?

— Очень просто! Вспомните наш разговор. Виноват кто-нибудь один, если не я, так вы.

Было видно, что Эстрейхер уже почувствовал в Доротее Серьезного противника, но еще не выработал плана своих действий. Он стоял рядом с ней, был любезен, даже галантен, но вместе с тем продолжал руководить обыском и с каждой минутой ожесточался все больше. По его указаниям лакеи вытаскивали корзины и ящики и извлекали из них разный убогий скарб, среди которого странно выделялись своими яркими цветами шали и платки, любимый наряд Доротеи.

Ничего не нашли.

Исследовали пол и потолок фургона, матрасы, упряжь лошади, ящик с провизией. Ничего.

Обыскали всех четырех мальчиков. Горничная графини, обыскала Доротею. Бесполезно. Серьги не отыскивались.

— А это? — показал Эстрейхер на большую, валявшуюся под фургоном корзину, в которой лежали разные обломки, тряпки и грязные хозяйственные вещи.

Кентэн зашатался. Доротея подскочила к нему и поддержала.

— Бежим, — простонал он.

— Ты глуп. Потому что серьги не там.

— Я мог ошибиться.

— Ты глуп. В таких случаях не ошибаются.

— Так где же коробочка?

— Ты ослеп. Посмотри как следует.

— А ты ее видишь?

— Да.

— В экипаже?

— Нет.

— Где же?

— На земле. В десяти шагах от тебя, под ногами у бородача.

Она указала на коляску капитана Монфокона. Ребенок занялся игрой с волчком и бросил ее. Лежавшие в ней игрушечные саквояжики и корзиночки вывалились на землю около Эстрейхера.

Один из этих игрушечных чемоданчиков как раз и был той картонной коробочкой, в которую Кентэн положил серьги. Монфокон решил присоединить эту коробочку к своим «дорожным вещам».

Доротея допустила непоправимую ошибку, поделившись с Кентэном этим открытием. Она не знала, что человек, с которым она вступила в бой, был очень проницательным и тонким наблюдателем. Эстрейхер, оценив по достоинству выдержку Доротеи, очень тщательно следил за Кентэном. Он был уверен, что Кентэн чем-нибудь себя выдаст.

Так и случилось. Кентэн, увидев знакомую коробочку с красным сургучом, облегченно вздохнул: никому не взбредет в голову мысль распечатать детскую игрушку, валяющуюся в песке. Ничего не подозревавший Эстрейхер несколько раз толкал ее ногой.

Кентэн то и дело бросал взгляды на коробочку. Эстрейхер следил за ним. И вдруг внезапно понял. Серьги были там, под нечаянной защитой капитана, среди его игрушек. Коробочка с печатью показалась ему самой подозрительной.

Он нагнулся и поднял ее. Быстро открыл. Среди белых камней-голышей и раковин лежала пара сапфировых серег. РН посмотрел на Доротею. Она была очень бледна.