"Адольфо Биой Касарес. План побега [H]" - читать интересную книгу автора

моей жизни. Но одновременно столь неповторимой и совершенной, что, потеряй я
ее снова в этом мире, не сжав в объятиях, не узнав, кто она, это сделало бы
меня безутешным до конца моих дней. И правда: рассуждая сам с собой,
впадаешь в безумие.
С неистовостью молодого жеребца я приступил к осаде, решив раз и
навсегда: если соседка будет холодно наблюдать за мной, то я пропал, ведь
все мои усилия покажутся смешными со стороны. Интуиция подсказывала, что
единственное спасение - в том, чтобы объект моего внимания оценил его как
следствие почтительного восхищения, без неуместной иронии в мой адрес.
Сперва я без оглядки ринулся в атаку, но сразу же сдержал себя. Те, кто
сидел слева от соседки, - не явились ли они с ней вместе? Да, она вошла
одна, но уйти может в компании. Уже только мысль о недоразумении угнетала
меня. Однако люди в зале переговаривались между собой, а женщина молчала.
Окрыленный, я начал новый штурм. Тогда сомнение вонзило свой кинжал с другой
стороны. А вдруг она пришла с мужем, женихом или еще с кем-то, кто засел,
невидимый, в дальнем уголке зала? В таком случае я рискую совершить ложный
шаг и стать жертвой насмешливых взглядов этой парочки, издевательских
замечаний, если не чего-нибудь похуже. Между тем оркестр заиграл. Мы
проглотили изрядный кусок пения и музыки, и один я среди зрителей не следил
за действием. Внезапно в глазах у меня потемнело, сердце заколотилось, по
телу распространился сильный жар. Помню, я подумал: "Не может быть". Что
произошло? На тонких губах соседки обозначилась улыбка, признававшая мое
существование, приглашавшая к беседе. Беседа! Прямая или окольная - но
дорога, ведущая к цели! Чтобы пуститься по ней, надо было дождаться, пока
упадет занавес. Какая-то непобедимая уверенность - больше того: вера -
придавала ожиданию прелесть. Я словно подчинялся по доброй воле правилам
игры, смутно предугадывая, что выигрыш - за мной, а сами правила и временные
трудности скоро станут частью награды. Затем я заметил легкий кивок головой,
втайне от всех призывавший меня следить за действием. Не желая выглядеть
упрямцем, я повиновался. Думая, что выполнить просьбу не составит труда, я
быстро обнаружил свою ошибку. Мой взгляд бессознательно устремлялся на это
белое, чистое, круглое лицо, кое-где покрытое нежными розоватыми пятнами.
Бессознательно? На деле меня уже грызла новая тревога: не сидит ли рядом со
мной, - как ни трудно в это поверить, - та, для которой любовь - ремесло?
Подозрения обладают необыкновенной способностью находить доводы в свою
пользу. Она пришла одна, рассуждал я, потому что ищет клиента. Вы спросите:
если меня бесконечно привлекали чуть розоватая белизна ее лица, океанская
глубина синих глаз, так ли уж важно, что они были доступны за деньги? Но
каждый мужчина в глубине души - обитатель каменного века, исполненный
грубого самодовольства, движимый низменными побуждениями: желанием
выделиться, страстью к охоте и завоеванию... "Способна ли профессионалка
играть так тонко? - подумал я, глядя на руки женщины в белом. - А впрочем,
за границей - кто их знает!"
В антракте подозрениям настал конец. Мы проследовали беспечными шагами
в разные стороны, чтобы вновь встретиться в углу фойе. Разговор завязался с
непостижимой легкостью. Я покорился его течению, не желая ни наблюдать за
новой знакомой, ни оценивать ее, ни даже следить за собственными успехами.
Удача плыла мне в руки, и я предложил:
- Давайте поужинаем вместе.
- Когда?