"Петер Карваш. Юморески и другие пустячки" - читать интересную книгу автора

тебя ни на грош. Ты ведь понимаешь, что я имею в виду?"
Бог свидетель, во многих случаях это была бы правда, чистая, как
снежный кристаллик в километре от земли. Но куда с ней? Мы держим ее в уме,
смело выписывая пируэты: "Давно ты не был так интересен, мой милый, очень
своеобразная трактовка. Как-нибудь поговорим о ней поподробнее, но над этим
еще нужно подумать. И потом - тут еще многое зависит от партнеров. Скажем,
Унтеркорнглаубнерова была не на высоте. И пьеса спорная. Кстати, ты знаешь,
что Унтеркорнглаубнерова собирается разводиться?"
В самом деле, представьте себе театрального критика, который диктовал
бы машинистке рецензию в присутствии всех участников спектакля, хотя бы и
невооруженных. Вообще, для правды полезно, чтобы тот, кто ее высказывает, и
тот, кого она касается, находились на достаточном удалении друг от друга.
Убывает же она с квадратом уменьшающегося расстояния. Ложь может быть
подлой, вероломной или глупой. Эпитет "жестокий" употребляется только в
сочетании с правдой.
Но давайте вывернем проблему наизнанку: вспомним о последствиях правды,
высказанной людьми, слишком молодыми или старыми, для того, чтобы хотеть или
уметь применять для нее подходящую упаковку.
К вам приходит в гости симпатичная подруга вашей жены, и ваш трехлетний
сыночек спрашивает при всем честном народе: "Папа, ты сегодня не будешь
щекотать тетю Алису на лестнице?" Или приходит к вам на чашечку кофе самый
главный ваш начальник, вы сообщаете об этом своей тугоухой теще, и та
спрашивает фистулой: "Который Гарванчик - тот самый, с которым ты делишься
премией, а то он на тебя донесет, что ты не учел два вагона цемента?" И так
далее, в таком роде.
Между тем ваш трехлетний сынок - то самое существо, которому вы
вдалбливаете, что лгать дурно и бессмысленно, что ему простится любое
прегрешение, если он добровольно и искренне признается в нем; что за вранье
человек последовательно попадает в угол для наказанных, в суд, за решетку, в
ад. Вашей теще, опять же, некогда заниматься деталями; ей уже за
восемьдесят, и к тому же она слышит так мало новостей, что хочет поскорее во
всем разобраться, раз уж вы удосужились ввести ее в курс событий. Оба
располагают правдой, непоколебимой и сокрушительной.
Это ужасно, что вы не можете возразить: "Простите, но это неправда!"
Ведь все обстоит именно так. И тем более вы не можете сказать: "Да, это
правда, но очень вас прошу, молчите о ней!" Зачем же молчать о правде? И
даже если б мы нашли основание (и такое возможно), разве молчание о правде
уже не пол-обмана, даже полтора обмана, хотя бы и в другом агрегатном
состоянии?
Тогда где же граница между правдой и обманом?
Я слышу голоса людей хронически трезвых и, пожалуй, порядочных: "Что
это еще за выкрутасы? Правда - это правда, а ложь - это ложь. Они
категорически исключают друг друга. К счастью, у нас есть наука. Наука
способна выявить правду! Она даже способна исключить и ликвидировать
неправду!"
Ох уж эта наша надежная, неопровержимая наша наука с ее правдами!
Разве мы с вами еще совсем недавно не учили, что атом - бесспорно
наименьшая и неделимая частица, вещества? Какая это была великолепная
научная правда! Как мы клялись ей в верности! И разве наши дети не учат, что
даже протон, часть атомного ядра, представляет собой туманность из частиц?