"Сергей Карпущенко. Беглецы " - читать интересную книгу автора

был Иван за добросердечие свое и честность всеми в остроге любим. Имел он,
конечно, тайных злопыхателей, но таковых совсем немного было - кто силе его
завидовал, кто успеху у первой острожской красавицы Мавры. В общем же Ивана
жалели и ходили его навещать, в одиночку и компаниями. Носили гостинцы,
утешали, развеселить пытались, но юноше не до веселья было.
Кто принес его домой, Иван не помнил. Лишь позже поведал Ивану
Беньевский, что, когда издох медведь, поднял он лежащего в беспамятстве
охотника, зажал изодранное его плечо предусмотрительно захваченной из дому
тряпицей, взвалил на спину и, несмотря на груз немалый, пошел к острогу.
Принес его в дом Устюжиновых, отдал на попечение священника-отца,
взгоревавшегося при виде поломанного медведем сына, а сам пустился к Магнусу
Мейдеру. Лекарь, всегда пугавшийся неожиданных приходов, вначале смутился
сильно, потом неторопливо собрал припасы кой-какие, и вскоре уж было твердо
определено, что раны Ивана безнадежны и жить ему осталось день-два от силы.
К тому же эскулап определил, что сломаны восемь ребер и поврежден
дыхательный нерв, имеющий начало в плексус солиакус, месте весьма
чувствительном и жизненно важном. Раны, однако, лекарь не поленился смазать
бальзамом собственного мастерства и тщательно перевязать. На сломанные ребра
наложил лубки и велел больного не кормить четыре дня, дабы избежать
излишнего давления на поврежденный дыхательный нерв. Под конец процедур
предложил уповать на Бога и ушел. У постели покалеченного и все еще не
пришедшего в сознание Ивана остался отец Алексий, который, утирая слезы,
вполголоса ругал ехидство дщери вавилонской и блудницы бесстыдной Мавры.
Беньевский побыл у постели раненого недолго и ушел. Двух слонявшихся по
острогу камчадалов он увидел скоро и, переговорив, повел их в ту самую
пихтовую рощу, откуда вернулся совсем недавно с тяжкой ношей на плечах.
Увидев поверженного зверя, камчадалы подобострастно кланялись Беньевскому, в
котором видели охотника, в одиночку убившего огромного медведя. Он
великодушно разрешил им забрать окорока и ступни - изысканное лакомство, - а
шкуру снятую выделать велел. Камчадалы работали недолго, и скоро они уже
ушли с поляны, на которой тяжелым, красным месивом, бесформенным и страшным,
остался лежать свежеванный медведь, еще совсем недавно мирно спавший в своей
берлоге, так мягко выстланной прелым листвяком.
А Иван понемногу стал приходить в себя. Мавра была все время рядом с
ним и, понимая вину свою, ухаживала за охотником и ласкала его так, как
может это делать лишь молодая любящая женщина, невеста.
Беньевский вошел в горницу со шкурой в руках, выделанной камчадалами, и
положил ее, не говоря ни слова, на постель Ивана. Тот удивленно поднял на
Беньевского глаза.
- Чего глядишь? - улыбнулся бывший конфедерат. - Убил медведя... и
радуйся...
Иван, будто обдумывая что-то, ворошил рукой медвежий мех.
- Я убил?
- А то кто же! Твоя невеста может быть спокойна - я свидетель подвига
сего.
Мавра восхищенно смотрела на Ивана. Не выдержав, бросилась на грудь
возлюбленному, обхватила голову юноши руками:
- Милый, любимый мой! Прости меня, дуру, прости! Я же тебя жизни едва
не лишила, а все через глупость свою!
Беньевский улыбнулся так, словно это его самого обнимала и целовала