"Сергей Карпущенко. Беглецы " - читать интересную книгу автора

Беньевский снова поклонился:
- Готов у вас, очаровательная Мавра, просить великого пардону. Наперед
обещание даю приближаться к особе вашей токмо с анфасной стороны.
Мавре и мягкий голос иноземца, и тихий нрав, и приемы барина, с
которыми он обращался к ней, сильно нравились. Скорлупки полетели в снег, и
она сказала, улыбаясь и двигая дочерна насурмленными ивовым углем бровями:
- Приближайтесь, сударь, откуда вам на ум взбредет. Нешто для
порядочного человека разницу делать буду?
- А вы меня порядочным, стало быть, считаете? - чуть ближе придвинулся
к женщине Беньевский.
- А разве сумневались? Вас в остроге кажный за такового почитает. Кто
учтивость вашу хвалит, кто ученость. Мой-то Ванька совсем по вам свихнулся,
взревновала было даже...
- Да неужели? - показал свои длинные крепкие зубы Беньевский.
- Не вру. Не будь вы столь любезны да обходительны, давно бы вас
возненавидела, а Ваню бросила б - зачем мне такой? Я его за шкурой за
медвежьей посылала, той, что у постели нашей супружеской лежать должна
была, - так ведь не идет. Все вы его чаруете. Колдун вы, что ли?
Беньевский улыбнулся еще очаровательней и слегка поклонился, но из
поклона не вышел, а так и остался со склоненной к лицу Мавры головой. Мягко
заговорил, но спешно:
- Нет, прекрасная Мавра, я не колдун. Все чары мои источником имеют
природную мою любезность, которая, купно с усвоенной в европейских странах
учтивой манерой, производит, как я сумел заметить, весьма приятное на всех
впечатление. Но спешу заметить, что в обществе, где мне пришлось бывать
немало, мои манеры едва ли достигали даже посредственного уровня.
- Да неужто? - удивилась Мавра.
- О, чистая, чистая правда! - закивал Беньевский. - Во французской,
немецкой и аглицкой землях так говорят и поступают лишь простолюдины, а
вельможи - о, вы бы видели, как отменно соблюдают они характер приятных
отношений! Даже в разговорах сугубо партикулярных, а не то что в общих,
сопровождают они речь свою обилием кумплиментов взаимных, чем достигается
великое лицеприятие. Каждый относится друг к другу с респектом преизрядным,
сиречь почтением. Спешат подвинуть один другому стулья, подают упавшие
платки, суют на угощенье табакерку и все сие делают с любезной миной на
лице. О, сие шармант, шармант! Но то среди мужчин, а можете ли вы
вообразить, сколь высоко поднято в европейском обществе положение женщины?
Простите, Мавра, но в России женщина - скотина, вьючная и дойная. Здесь
женщина забита и запугана, измучена работой непосильной и частыми родами,
которые старят ее и сводят в могилу. А в Европе она свободна. Не раба, как
здесь, а верный друг мужчины. Там она не рожает часто - зачем рожать, когда
есть верные докторские средства, способные уберечь от ненужных грубых мук и
дать возможность насладиться жизнью. О, как прекрасны там женщины, Мавра,
как они одеты! Легкий газ на грудях, шелк, бархат, что открывают шею, руки,
плечи. Одежды тонкие и легкие, не мешающие чувствовать прикосновение рук
любимого. На их прекрасных шеях блистают бриллианты, обточенные
амстердамскими евреями, изумруды, жемчуга. О, как прекрасно умащены и как
благоухают там женщины! И вот, представьте, нисходит на землю ночь, и в
парке, где тихо шумят фонтаны, зажигаются фонарики, взлетают в небо
фейерверки, музыка сладко играет, тончайшая, нежнейшая, а вы с кавалером,