"Сергей Карпущенко. Беглецы " - читать интересную книгу автора

Не знакомя Беньевского ни с поручиком, ни с казацкими старшинами, Нилов
всех позвал за стол, сервированный по-русски обильно, но неприхотливо или
просто грубо. Полная женщина, бывшая экономкой и женой камчатского
начальника, принесла чугунок со щами. Все без церемоний и лишних разговоров
принялись за еду и выпивку, не забыв, однако, осенить себя знамением,
повернувшись к образам. Закусили с чавканьем и мычанием, после чего Нилов
поинтересовался:
- А скажи-ка, Мориц-Август, как поживает там Россия? Воюет с турками?
- Воюет, и весьма успешно. - Беньевский отложил вилку и вытер рот своим
кружевным платком. - Еще в июне российский флот одержал славнейшую викторию
над турецким близ Чесмы и совершенно сжег последний. Государыня со
свойственным ей красноречием писала, я запомнил, что наш флот подобен
Исааку, который, женясь семидесяти лет, оставил потомство, кое видится и до
сего дня. Прекрасно сказано!
- Недурно! - воскликнул Нилов. - Господа, сие событие следует омыть
вином!
Все сидящие за столом, и без того не забывавшие наполнять свои стаканы,
радостно поддержали капитана.
- Двадцать же первого июля, - продолжал Беньевский, - об оном я узнал
уже в Охотске, наш славный фельдмаршал граф Румянцев при реке Кагуле всего с
семнадцатью тысячами войска разбил и в совершенное бегство обратил за берега
дунайские сто пятьдесят тысяч турецкой сволочи. Все сие возбуждает
равномерный страх неприятелям и ненавистникам нашим.
- Блестящая, Богом дарованная победа! - с восторгом принял известие
Нилов и снова воздал наполненным бокалом должные почести славному русскому
оружию, после чего, внезапно загрустив, сверкая пьяной слезой, заговорил: -
Какие славные дела чинятся российским воинством, а я, обер-офицер, воевавший
с Минихом Очаков, принужден в сей срамотной дыре сидеть, командуя шайкой
пьяных казаков! Горчайшая несправедливость!
- А разве ж мы здеся не обороняем границы империи Российской? Али
совсем не надобен Большерецк?
- Да от кого ее оборонять-то? - с горечью в голосе прокричал Нилов и,
обращаясь уже только к Беньевскому, заговорил: - Японец сюда никогда не
придет, агличанам да французам далече и ненужно, португалам не по силам.
Одним камчадалам на пугало сижу, сволочи оной грязной, чумичкам, которые
токмо ради водки одной и живут на белом свете. Ведь ты, Мориц-Август, еще не
знаешь, что сие за народ! Они за водку отца родного продадут, не то что всю
свою годовую добычу пушнины. А ты чьей земли будешь, Мориц-Август? Поляк? -
спросил неожиданно Нилов, нетвердо и пьяно.
- Во Франции называли меня Морисом де Бенев, в Польше - Беньевским, а в
Венгрии и в цесарской земле имел я прозвание Беневи. Мориц Беневи.
- Выходит, венгерец ты?
Ссыльный опять неопределенно двинул плечами:
- Наверное, немало держав могли бы назваться моим отечеством. Скорей
всего, весь мир - мое отечество.
Нилову не понравились слова Беньевского. Он укоризненно нахмурил
хохлатые брови, покачал головой:
- Нехорошо сие. Не по-людски. Всяким человекам Бог отечество определил.
Стало быть, не блохой с места на место прыгать надобно, а на своей земле
сидеть. Ну да ладно, я тебя не для поучений сюда позвал. Ты мне вот что