"Евгений Петрович Карнович. Придворное кружево (Царевна Софья Алексеевна, Придворное кружево: романы) " - читать интересную книгу автора

смертельным боем, а на тебя, царевна, наденут черный клобук...* А он
молодую голову куда как крепко жмет! - насмешливо-угрожающим голосом
добавил Милославский.
- Делай что хочешь, - твердо проговорила царевна, - и знай, что
передо мною никто в ответе за Нарышкиных и их единомышленников не будет!
Сказав это, она рванулась в сторону, как бы желая освободиться от
дальнейшего разговора с боярином.
- Помни же слова твои, благоверная царевна, и не отступись от них! А
теперь сторожи хорошенько государя и если усторожишь его, то, статься
может, все уладится мирно.
От царевны Милославский через Спасские и Иверские ворота выехал на
Царскую, нынешнюю Тверскую, улицу. Улица эта по своим постройкам не многим
отличалась от других местностей тогдашней Москвы. По ней, рядом с убогими
избами, лачужками и незатейливыми домиками, стояли вперемежку большие
деревянные хоромы бояр, которые жили и в государевой столице, словно у
себя в вотчине, в деревенском раздолье. За боярскими хоромами широко
расстилались сады и огороды, во дворах были людские и конюшни и множество
разных хозяйственных построек. Каждый боярский дом был окружен плотным
высоким забором с наглухо запертыми и день и ночь воротами. В конце
Царской улицы, около нынешней Тверской площади, заметно выделялся из ряда
других построек большой, в два жилья, каменный дом, и ярко блистала на нем
в солнечные дни гладко полированная медная крыша.
Шумно, по тогдашнему обычаю, двигался по Царской улице боярский
поезд. Слуги, ехавшие верхом и бежавшие с палками в руках, все без шапок,
перед рыдваном Ивана Милославского, кричали во всю глотку: "Гис! Гис!" -
предупреждая всех встречных, чтобы они сторонились и давали дорогу
ехавшему боярину. Развалясь в рыдване на мягких бархатных подушках,
Милославский тихо подъезжал к каменному боярскому дому. Не торопливо, с
важностью, свойственною знатным людям того времени, вылез он из своего
рыдвана и, поддерживаемый по сторонам слугами, стал медленно подниматься
по широкой каменной лестнице, украшенной стенною живописью.
Дом с медною крышею, в который приехал теперь Иван Михайлович, не
слишком отдавал стародавнею Москвою, Заметно было, что живший в нем боярин
успел уже порядком освоиться с иноземными новшествами. В больших окнах
просторных и высоких палат была вставлена не слюда, а стекла; стены были
обиты шелком и обоями из тисненной золотом кожи. Вместо обычных в ту пору,
шедших вдоль стен лавок была расставлена по комнатам немецкая и польская
мебель: изящно точенные стулья и кресла, столы на выгнутых и львиных
ножках с мраморными и мозаичными досками. Стены были увешаны картинами и
гравюрами иностранных художников. Убранство комнат дополняли шандалы,
жирандоли*, стенные и столовые часы, подзоры или драпировка над окнами и
дверями и богатые ковры, бывшие, впрочем, в большом употреблении и у тех
бояр, которые жили на старый лад. Особенно роскошною и затейливою отделкою
отличалась одна палата с сорока шестью окнами. В этой палате среди потолка
было изображено позолоченное солнце и живописные знаки Зодиака. От солнца
на трех железных прутах висело белое костяное паникадило* о пяти поясах, а
в каждом поясе было по восьми подсвечников. По другую сторону солнца был
изображен посеребренный месяц. Кругом потолка в двадцати больших
вызолоченных медальонах были нарисованы изображения пророков и пророчиц.
На стенах палаты висело в разных местах пять больших зеркал, из которых