"Евгений Петрович Карнович. Придворное кружево (Царевна Софья Алексеевна, Придворное кружево: романы) " - читать интересную книгу автора

раздумье остановился.
- Видно, ты, Иван Михайлович, позабыл мне что-нибудь сказать? -
спросила царевна.
При этом оклике Милославский вздрогнул и медленно возвратился к Софье
Алексеевне.
- Не знаю, говорить ли тебе, царевна, что у меня теперь на уме;
пожалуй, тебе страшно будет. Ты, чего доброго, не решишься на то, что
необходимо придется сделать, - проговорил как-то нехотя боярин.
- Видно, ты плохо знаешь меня, Иван Михайлович, - бодро отозвалась
царевна, - убеди только меня в необходимости, а я решусь на все.
Боярин вытащил из-за пазухи своей ферязи* сложенный лист бумаги и
подал его Софье Алексеевне.
- "Бояре Иван Кириллович, Кирилл Полуэктович, Афанасий Кири..." -
начала читать Софья, развернув лист. - К чему ж ты это написал? Все они
наши заклятые враги; их и без тебя я хорошо знаю, - сказала царевна,
устремив смелые глаза на Милославского и возвращая ему бумагу.
- Разумеется, ты их и без меня знаешь, царевна, да не ведаешь только,
что с ними нужно сделать, - загадочно возразил Милославский.
- Нужно настоять у братца-государя, чтобы он отправил их поскорее в
ссылку, - перебила Софья, - да это трудно будет добиться: он больно уж
добр.
Иван Михайлович улыбнулся.
- Что ссылка, царевна! - махнув небрежно рукою, возразил он. - Разве
из нее люди не возвращаются? Помяни мои слова: как только посадят царевича
Петра Алексеевича на престол, так в сей же час Артамон Матвеев явится
снова в чести и в славе. Разве ссылкою можно отделаться от врагов?
Отделываются от них... смертью! - решительно проговорил Милославский с
сильным ударением на последнем слове.
Царевна вздрогнула.
- Испугалась? - насмешливо заметил Милославский. - Неужели ты
думаешь, что если Нарышкины возьмут верх, то они дадут нам пощаду?
С усиленным волнением слушала царевна внушения своего клеврета*.
Двадцатичетырехлетняя девушка, хотя и не рожденная с кротким и
сострадательным сердцем, колебалась поддаться тому страшному искушению, в
которое вводил ее беспощадный советник.
- Зачем ты, Иван Михайлович, говоришь об этом? Расправлялся бы ты
сам, как знаешь, а меня зачем на такой страшный грех наводишь? - говорила
с выражением неудовольствия взволнованная царевна.
- Говорю я тебе вот почему: первое, если ты будешь во власти, то,
чего доброго, почтешь верных тебе людей за злодеев и вздумаешь казнить их
за то только, что они, поусердствовав тебе, избавят тебя от твоих
недругов. Второе, не дрогнет ли, царевна, твое женское сердце, когда
начнется кровавая расправа? Ты не будешь знать, пора ли или не пора еще
окончить ее, и, пожалуй, захочешь рано прекратить ее, а тогда враги твои
останутся в живых на твою же погибель. Теперь, когда я показал тебе
перепись, ты можешь быть уверена, что, кроме тех, о которых я тебе в ней
заявил, никто больше не погибнет. Других не тронут. Прямого твоего
согласия на истребление Нарышкиных и их соучастников я от тебя не требую.
Довольно с меня, если ты только не будешь перечить. Не забывай, царевна,
что если мы не расправимся с нашими недругами, то они расправятся с нами