"Евгений Петрович Карнович. Придворное кружево (Царевна Софья Алексеевна, Придворное кружево: романы) " - читать интересную книгу автора

- Не губи меня, грешную, отступным маслом! - неистово ревела она. -
Неужели ты хочешь одним часом погубить весь мой труд? Отступись, а не то
опростоволошусь, сорву с головы убрус!* Осрамлю и тебя и себя, - угрожала
Морозова, так как, по тогдашнему обычаю, женщине позорно было показаться,
а мужчинам видеть ее с непокрытою головою.
- Вражья ты дочь! - пробормотал патриарх. - Отныне я и сам отступаюсь
от тебя, - торжественно на всю палату возгласил он, выведенный из терпения
решимостью Морозовой опозорить патриаршие седины.
Вкусив неприятное, патриарх обо всем происходившем в Чудове монастыре
доложил государю.
- Сожжем ее, владыко, в срубе! - заревел в ярости "тишайший" царь
Алексей Михайлович. - А тем временем я сумею распорядиться с нею, -
добавил он, грозно пыхтя от гнева при своей царственной тучности.
Между тем к страдавшим за древнее благочестие боярыням присоединились
и их прежние сопричастницы.
При разброде из дома Морозовой стариц и странниц успели между ними
скрыться инокиня Мария и старица Меланья, до такой степени влиявшая на
Морозову, что последняя, как она сама говорила, "отсекла перед Меланьею
вконец свою волю". Беглянок этих успели, однако, захватить и теперь их
привезли на ямской двор, куда доставили также боярыню и княгиню. Когда там
их всех собрали в пыточную избу, то туда вошли бояре: князь Воротынский,
князь Яков Одоевский и Василий Волынский*.
Зловеще выглядывала пыточная изба: устроенная посреди нее дыба,
лежавшие на полу веревки, ремни, цепи, плети и кнуты показывали, что здесь
занимались мучительскими делами, и, вдобавок к этой обстановке, наводившей
ужас, один из палачей разводил огонь на кирпичном полу избы под сделанной
в потолке трубою.
- Что ты, Федосья Прокофьевна, понаделала? - сказал, сострадательно
покачивая головою и обращаясь к Морозовой, князь Воротынский. - От славы
дошла до бесчестия. Вспомни только, какого ты рода!
- Не велико наше телесное благородие, - отвечала равнодушно Морозова
на укорительное увещание Воротынского, - а слава земная - суета. Вспомни
только, что Сын Божий жил в убожестве и был распят жидами. Что же после
того значат все наши страдания? Обещалась я Христу и не хочу изменить ему
до последнего вздоха. Не страшны мне ни изгнание из дому, ни узы, ни
царский гнев, ни истязания...
Воротынский, смешавшись, замолчал и, исполняя царское повеление,
приказал приступить к пытке.
Палачи подвели к дыбе Марию, обнажили ее по пояс, стянули ей назад
руки ремнями и, прикрепив к ним конец веревки, шедшей с потолка по блоку,
стали поднимать Марию на встряску. Завизжал блок, и заскрипела на нем
веревка, на которой тянули к потолку страдалицу; послышался отчаянный
визг, захрустели суставы. Между тем один из палачей, привстав с зажженною
в руках лучиною на чурбан, стал водить ею по голой спине несчастной.
- Это ли христианство, чтобы так людей мучить! - вскрикнула Морозова
и сильно рванулась к Марии, но тяжелые оковы и короткая цепь с колодою
удержали ее на месте.
Первый допрос кончился. Марию спустили с дыбы и вытащили во двор.
Наступила очередь Морозовой; с нее сняли цепи и ошейник, крепко затянули
ей ремнем руки за спиною и ремнем же связали ноги; после этого ее