"Вадим Викторович Каргалов. Вторая ошибка Мамая [И]" - читать интересную книгу автора

Пришел день, ради которого Андрей Попов, сын Семенов, второе лето
мотается у Дикого Поля. Но орду они все-таки уследили, уследили! Теперь
думай, Андрей, как поступить, хорошенько думай!
А может, и не нужно что-либо от себя придумывать? Может, просто
следовать воеводскому наказу?
Как это воевода Родион говаривал? Не хоробрость нужна, но
осторожность... Служба по вестям измеряться будет... Добывай прямые вести
и в Москву с гонцами посылай... Сакму доглядывай... Вот твоя служба,
Андрей! Кидаться же днем навстречу ордынцам - безрассудно...
Солнце перевалило за полдень, когда в степи показались ордынские
разъезды. Большие были разъезды, словно рати, чуть не по сотне конных.
Шли ордынские всадники облавой, в каждый лесок заезжали, к каждой
западинке принюхивались - искали русских сторожей. С двух сторон обтекали
ордынцы курган, где притаилась застава, но наверх не поднялись. О большой
яме на вершине могли знать разве что местные люди, но таких
проводников-вожей у ордынцев, как видно, не было. А с виду вершина кургана
казалась совсем голой, два кустика там торчало, и точно бы негде людям там
спрятаться. Миновали ордынцы курган и промчались дальше.
До ночи просидела застава Андрея Попова на кургане, а в темноте тихо
снялась и поспешила с сакме. Правду сказал станичник Плотуня: орда там
большая прошла. Когда Андрей перемерил сакму шагами, то не двадцать
саженей оказалось, а немногим меньше сорока. То ли ошибся Плотуня, то ли
после него еще многие тысячи ордынцев прошли, сакму расширили.
Теперь нужно идти тайно по сакме, станы ордынские объезжать вокруг и
считать ханских людей. Идти следует только ночами, потому что днем степь
полна ордынскими разъездами - не разминуться.
Сторожа тихо приближались в темноте к ордынским станам, пробовали
считать костры, но костров было больше, чем звезд на небе. О поимке
ордынского "языка" и думать было нечего - большими ватагами ездили по
степи ордынцы, легче было самим в полон угодить.
Днем сторожа отсыпались в укромных местах, выставив дозорных, а
поздним вечером опять ехали следом за ордой - в черную темень, в кислый
кизячный дым ордынских костров.
Двенадцать ночей шли за ордой благополучно, а перед тринадцатой ночью
случилось несчастье. На спящую в овраге, в осиновых горьких кустах,
заставу Андрея Попова наехала ордынская сотня. То ли дозорный Олешка Лебза
придремнул, то ли срезали его издали стрелой, но напали ордынцы врасплох,
на спящих, повязали сыромятными ремнями...
Андрею снилось, что лежит он в лесу один, а к нему медведь идет, на
задние лапы поднялся, дышит смрадно. Подходит ближе, ближе. Хочется Андрею
закричать, но крику нет. Хочется руки поднять, защититься чтобы, а руки не
поднимаются. А медведь уже тяжко на грудь навалился...
Опамятовался Андрей, глаза открыл, а на нем ордынец сидит, да еще
двое за руки держат - не шевельнуться. От ордынцев воняет прогорклым
жиром, кислой кожей; лица у них круглые, темные, глаз за щеками не видать
- будто безглазые ордынцы.
Подержали ордынцы Андрея за руки и отпустили. И с груди ордынец слез.
Андрей перевел дыхание, приподнялся. Перед ним еще один ордынец стоит,
одетый понаряднее других: в новый халат, в медную круглую шапку, а из-под
шапки два лисьих хвоста свешиваются. Андрей догадался, что это ордынский