"Вадим Викторович Каргалов. Вторая ошибка Мамая [И]" - читать интересную книгу автора

Если станичники возвращались, ничего в степи не приметив, Андрей все
равно уводил людей с места дневки. Ордынцы коварны и хитры, как степные
гадюки, подползают неслышно, нападают врасплох. Им тоже нужен "язык",
большую награду дают мурзы за сторожа-полянина, которому все ведомо - и
броды, и дороги, и другие заставы. Всю заставу вырубят, и то Руси дешевле
обойдется, чем один плененный полянин. Перед ордынцами не отмолчишься, не
отговоришься незнанием - замучают лютыми муками, сама душа кричать начнет!
Недаром сторожам строго-настрого велено было беречься:
останавливаться в укромных местах, и где днем стояли - чтобы не ночевали,
а где ночевали - чтобы утром там людей не было. Огонь, чтобы кашу сварить,
в одном месте дважды разводить было не велено, а уж постоянный стан
разбивать - тем более.
Андрей Попов, к примеру, знал усторожливых мест, где днем стоять
можно или ночью спать без опасенья, не один десяток. На каком из этих мест
будет застава, не мог догадаться даже Сенька Мылец, которому Андрей
доверял и всегда оставлял вместо себя, если случалась нужда куда-нибудь
отлучиться.
Нелишними были эти предосторожности. Случалось, возвращаясь через
некоторое время к старому кострищу, находили возле него следы некованых
ордынских коней. Но врасплох застать заставу ордынцам так и не удавалось.
Опытным полянином стал Андрей Попов, сын боярский, старший дружинник
великого князя Дмитрия Ивановича Московского. И на соседних заставах не
хуже станичные головы были...
Утро, с которого началась последняя сторожевая служба Андрея Попова,
ничем не отличалось от прошлых. Едва лучи солнца пробились сквозь заросли
ивняка в западину, где ночевала застава, Сенька Мылец поднял людей. Над
углями уже сытно булькала в медном котелке каша. Круглый ржаной каравай
разрублен ножом на толстые ломти по числу людей, а рядом с каждым ломтем -
деревянная ложка. Ополосни сонные глаза в ручье, подсаживайся к котелку и
хлебай.
Наскоро поели, пошли седлать коней.
Старшие станичники, Олешка Лебза и Плотуня Устюжанин, пошептались с
Андреем, сговариваясь, до каких пределов нынче ехать и на какое место
возвращаться, и тоже отошли к коням.
Андрей сидел на попоне, скрестив по-татарски ноги, поглядывал, как
Сенька Мылец затаптывает сапогами кострище, как сторожа натягивают
кольчуги, закидывают за спины гнутые ордынские луки (удобные были
ордынские луки, убоистые, почти все на заставе обзавелись ими).
- Так поехали мы? - издали, уже с коня, крикнул Плотуня.
Напарник его тоже был в седле, плетью нетерпеливо помахивал. Андрей
досадливо вскинул руку: отъезжай, мол, чего спрашиваешь?
Затихал, удаляясь, мягкий перестук копыт. Пора и самой заставе
трогаться...
Пробирались конные по балочкам, по овражкам, по долинам речек,
хоронясь за курганами и земными складками. Если где-то не было укрытий,
вперед выезжал один Сенька Мылец, смотрел окрест. Остальные ждали, пока он
подаст знак, и быстрым наметом пересекали опасное место. Рывок -
остановка, рывок - остановка, привычная для сторожей езда.
Вот и одинокий курган среди равнины, а на вершине большая яма, где
можно и коней укрыть, и самим спрятаться. Лучшего места для заставы не