"Лазарь Викторович Карелин. Даю уроки" - читать интересную книгу автора

Машина въехала в распахнутые решетчатые ворота, обогнула клумбу,
остановилась у ступеней очень славного, в два этажа, особнячка.
- Домик Неру! - объявил торжественно Алексей. - Наш офис!
Их никто не встречал. Жара! Да и в доме, когда вошли в довольно
просторный холл, никто не вышел навстречу. Собственно, а кого встречать?
Чижов был тут своим, а он, новый здесь сотрудник, если даже допустить, что
он - сотрудник, был в таком заранговом ранге, что просто не полагалось его
встречать, было бы не протокольным его встречать.
Несколько дверей выходили в холл, на каждой - дощечка с указанием
фамилии хозяина кабинета. Все как у людей. Были тут и министр, и заместитель
его, была тут и канцелярия министерства. В нее и вошли. Зной царил в этой
узкой, прямо на солнце окном, комнате. И в этом зное подремывала пожилая
дама. Она ничего не печатала, но руки держала на клавишах пишущей машинки.
Встрепенулась, когда отворилась дверь, забегали пальцы, застучали клавиши,
чья-то начальственная воля стала превращаться в документ.
- Здравствуйте, Захар Васильевич! - Дама чуть приподняла веки, углядела
Знаменского и разом проснулась, любопытством вспыхнули ее поблекшие глаза. И
сразу вскинулись руки к разжавшейся прическе и слишком распахнутому
воротничку. О, женщины! Ей было больше шестидесяти, все увядшим было в ней,
жара извела, но вот вошел молодой и пригожий мужчина, и мгновенная была
проведена мобилизация всех сил и средств. Даже успела глянуть на себя в
зеркальце, помещенное в выдвинутом ящике стола. Зеркальце подсказало, что
надо губы друг о друга потереть, чтобы обрели цвет, что было и сделано.
- Здравствуйте, Лидия Павловна, - сказал Чижов. - Вот наш новый
референт, Ростислав Юрьевич Знаменский. Прошу любить и жаловать и выдать
товарищу личный листок по учету кадров.
Знаменский подошел к секретарше, взял ее очень измученную машинкой и
домашней стиркой-готовкой изморщиненную руку и поцеловал. В зеркальце в
ящике он увидел ее вздрогнувшие блеклые зрачки, в которых едва теплилась
былая голубизна, и увидел лицо, измученное жизнью, некогда наверняка
красивое.
- Что вы, что вы! - сказала Лидия Павловна, вырывая, даже пряча за
спину руку. - Никто мне здесь... - Она взглянула на него омывшимися
глазами. - Какой вы... - Она не нашла слов, но лицо ее оживало, дрогнули,
разжимая морщины, губы. - Какой вы...
- А я что говорил?! - торжествовал в дверях Алексей. - Не обманул,
Лидочка?! Он - ого! А когда улыбается!.. Ну, все отдай!
Знаменский как раз улыбнулся женщине, дивясь, что вдруг слезы встали у
нее в глазах. Отчего вдруг? Его пожалела? Да кто он ей?! Себя пожалела?
Вспомнилось что-то? Вот руку ей поцеловал, а она вспомнила... Он продолжал
улыбаться ей, дивясь, что и сам на слезы настроился. Вот уж ни к чему! Он
быстро распрямился, отошел, сел боком за канцелярский стол в липких
сургучовых метах, будто в следах от солнечных смачных поцелуев.
Какая же это мука, оказывается, заполнять личный листок по учету
кадров! Сколько таких листков прошло через его руки. Простейшее дело. Он их,
как и всякие там автобиографии, весь этот обязательный бумажный набор, - он
все это всегда походя одолевал. Оказывается, и это дело стало теперь
тягчайшим для него. Пункт седьмой: партийность. Надо вписывать в этот пункт,
что исключен из партии. Потом надо будет написать про это же самое в
автобиографии. За этим столом с прожженным сукном, испятнанным подтаявшим