"Лазарь Викторович Карелин. Даю уроки" - читать интересную книгу автора

Этот Ашир Атаев, по одежде если судить, уже порядочно отлетевший
назад-назад, почти в бродягу превратившийся, все же считал вот, что они
ровня, что они в одну и ту же какую-то полосу попали, где такая уж простота
жизни, что можно спиваться и опускаться. Неужели?
- Нет, я еще в шоке, - сказал Знаменский, отгораживаясь от дальнейшего
разговора вежливой, но суховатой улыбкой, не сближающей, а пресекающей
отношения.
- Дипломат, сразу видно! - сказал Ашир, в упор стрельнув своими
зрачками-дульцами. - Вот, Дим Димыч, улыбнись-ка так, попробуй. Наука!
- И у тебя, Аширчик, дорогой, глазки так постреливают, как только у
следователя могут, - сказал Дим Димыч. - Тоже - наука! Мы же не на допросе,
учти.
- Вот тут ты прав, Дим Димыч, не на допросе. И не прав, Дим Димыч, мы
теперь с товарищем все время на допросе пребываем. Но только особенный это
допрос, сами себя допрашиваем. Понимаешь, сами себя? Да ты все понимаешь,
прошел через это. А глаза у меня не от профессии, не от выучки на
юридическом факультете Ленинградского университета. Тут ты не прав. У меня
глаза от предков, от племени Теке, от этого песочка в воздухе, прилетевшего
из Каракумов, от колкого песочка. Дай мне лошадь, дай мне лук, кинжал,
аркан, крикни мне, как кричали мои предки в набеге... - Ашир вдруг яростно
истончил голос и закричал, яростно, пугающе оскалив зубы. И вдруг смолк,
сник, присел на корточки, безвольно уронив голову. Сухие, сильные его плечи
мелко дрожали.


9

Но что же, что же с ним стряслось, с этим старшим следователем по особо
важным делам - бывшим следователем, в том-то и дело! - чтобы человек мог так
закричать?! Это не клич был его племени, не яростный вскрик атакующих
всадников, это был крик рушащегося человека. Отчаяние в нем закричало. Но
что же, что же?..
Они давно покинули дворик Дим Димыча, его заваленный дарами земли стол.
Им там тесно стало. Дим Димыч их там пас, обвыкшийся со своей старой бедой,
а их беда - своя на каждого! - была совсем новой, свеженькой, кровоточила. И
они ушли, хоть и немного выпив, но сразу захмелев, обнявшись, покачиваясь,
чуть знакомые, но уже и братья, ибо несчастье роднит. А счастье? А счастье
как раз и разъединяет.
Они ушли, Ростислав Знаменский и Ашир Атаев, побрели по безлюдным,
тихим окраинным улочкам, и если попадались навстречу прохожие, то еще
издали, едва завидев эту пару обнявшихся и шатких, переходили на
противоположную сторону. Для прохожих, со стороны-то, они были просто двумя
забулдыгами. Один с виду был почти бродягой, другой казался заморским
туристом.
Шли, покачивались, подпирали друг друга, слушая друг друга, но говорили
разом, каждый еще слушал себя. Ничего, разбирались. И друг в друге
разбирались, и каждый сам про себя, ясность сейчас в них обреталась,
изумительная ясность. Потом, когда утром станут вспоминать, а утро самый
ясный час, ничего почти не вспомнят, сбежит от них ясность. Но то утром
будет, а пока... И про Дим Димыча сразу все узнал и все понял Знаменский.