"Лазарь Викторович Карелин. Даю уроки" - читать интересную книгу автора

тоже в сандалетах на босу ногу. Но этот был хоть трезвым. И крестик на шее.
Философ доморощенный. Правдоискатель. Верующий от смятения перед жизнью.
Осколочек русской души, занесенный каким-то вихрем житейским на землю Азии.
Легко читался этот человек. Неудачник! Да и тот, что подхватил чемоданы,
поджарый этот туркмен, легко читался. Тоже из неудачников! И уж если человек
востока так пьет, днем начав, то совсем плохи его дела. Как у тебя, как у
тебя самого, Ростислав Юрьевич! Вот потому ты и примкнул к этим. Нет, не
комнату во "времянке" снял, а обрел свою среду обитания. Так вот! Ты теперь
много ближе к ним, а не к тем, кто укатил на "Волге". Так вот, ты тоже,
парень, легко прочитываешься. И прочитали и позвали - вот сюда, на край
города, во "времянку". Эти - позвали, те - отпустили.
Знаменский быстро вошел в дом, прошел по коридору, вошел в свою теперь
комнату, шагнул поспешно к окну. Не было за окном гор, затянуло даль
полуденным маревом. Но они там, неподалеку, за красно-сиреневым вдруг
туманцем, они еще откроются.
- Сокрылись от меня горы. "А горы..." - обернулся Знаменский к Дим
Димычу. - А не выпить ли нам, братцы? Ну, на троих? Как вы насчет этого?
Обмыть же полагается. Деньги есть.
Он поглядел на них, на бедолаг, даря им самую-рассамую из своих улыбок,
так же трудно добыв ее, как эти слипшиеся бумажки из узкого кармана брюк. Он
поглядел на них, ожидая ответных, расслабленных, смущенно-радостных кивков,
готовности повергнуть себя в мимолетность пьяного забвения. Глянул и
оторопел, так сухо-зорок был ответный взгляд только что показавшегося ему
пьяным, да и явно выпившего, сохлого Ашира Атаева.
Но короток был этот взгляд, будто почудился Знаменскому, а следом, и
верно, закивал согласно Ашир, по-пьяному залихватски взмахнул руками,
по-пьяному кидаясь в объятия дружбы.
- А я что говорил?! Свой человек! Дим Димыч, есть у тебя?!
- Найдется. Уже и приготовил. Пошли на воздух. Но только я с вами пить
не буду. Без меня, без меня.
- На воздух, на воздух! - заторопился Ашир, сутуло устремляясь в
коридор, гонимый жаждой.
А Дим Димыч в дверях придержал чуть Знаменского:
- Вы о нем худо не подумайте, Ростислав Юрьевич. С горя пьет.
Представляете, был старшим следователем по особо важным делам. Уволен. Как
не соответствующий занимаемой должности. Представляете? Легко ли ему, как
думаете?
- Думаю, что не очень.
- Да, да, вашему пониманию это теперь доступно. Потому он и потянулся к
вам.
- Но ему легче, чем мне. Уволили, ну и что? А вы, Дим Димыч, тоже из
уволенных?
- У меня другое... - Дим Димыч поспешно нырнул в коридор,
приговаривая: - На воздух, на воздух!
Во дворе, ножками встав по краям арычной канавки, уже красовался
маленький, сбитый из досок, столик, на котором навалом лежала всяческая
зелень, все дары здешней щедрой земли, лишь ороси ее хоть немножко. Помидоры
громадно алели, редиска бело-красные выставляла бока, лук топорщился
стрелами, зеленели, кудрявились листочки киндзы, а рядом, на виноградных
листьях, заменявших скатерть и тарелки, лежали желтые гроздья раннего