"Лазарь Викторович Карелин. Змеелов" - читать интересную книгу автора

выскочить из арки на Садовое кольцо, каждую секунду могла произойти их
встреча, к которой Павел Шорохов не был готов. Взмокший, пьяноватый, даром
что в новом костюме, без разлета он был. И с кем-нибудь еще могла случиться
сейчас встреча, все равно с кем, все равно некстати. Павел повернулся было,
чтобы уйти. Как раз и светофор на той стороне кольца засветился зеленым,
толпа пошла по переходу на ту сторону, ничего не стоило нырнуть в толпу.
Нет, а ноги вели в арку, ступили на бугристый, наплывами и с выбоинами
асфальт, всегда такой, где много проезжает грузовых машин. В "Армению", а
потом в "Молдавию", а потом в вино-фруктово-овощной, где, кстати, какое-то
время директорствовал Петр Григорьевич, с которым тогда и познакомился, в
магазины эти часто прикатывали громадные фургоны-рефрижераторы со всех
виноградно-винных концов страны. Проехал здесь и тот фургончик, на котором
увезли Павла пять лет назад.
Вот он, двор, самый обыкновенный для всех. Но только не для него. Да и
не очень-то и обыкновенный, если знать историю этих мест. А Павел знал. Тут
когда-то было архимандритское кладбище, тут, на этой когда-то московской
окраине, на пятачке, приткнувшемся к Земляному валу, с незапамятных времен
хоронили лиц духовного звания. Потому-то и колокольня тут стояла с пустой
ныне звонницей, ставшей прибежищем для голубей. Павел еще помнил во дворе
два деревянных флигеля, где доживали свой век дряхлые попы с попадьями. Один
флигель обезлюдел и его снесли, один еще должен был стоять под сенью
нескольких столь редких в Москве каштанов. Но там уже жили люди не духовного
звания, а народец шумный, пришлый, мелькающий - кто въезжал, кто съезжал.
Бывшее кладбище давно было затеснено большими домами, но двор, но этот
флигель под каштанами и еще высокий, какие ныне не строят, двухэтажный дом
посреди двора и в окружении вековых лип - все это было его миром, от самого
рождения его, Павла, миром, полным значения, местом историческим, отчасти
загадочным. Кладбище, без крестов и надгробий, но все же кладбище. Древние
липы, цветущие в мае сиреневыми свечами каштаны. А сколько тут всяких было
проходов, потаенных мест, лазов в подвалы. Теперь всем этим владел его сын.
Это был не безопасный двор. Алкари в подъездах их дома привыкли распивать
свою водяру и "бормотуху". Смешной народ, раз винные магазины тут, то, стало
быть, и вся окрестность переходит во владение обладателей бутылки. Впрочем,
"своих", живущих здесь, они не трогали. Но случались драки, забредали сюда
пьяные женщины, орошалась эта кладбищенская земля то вином, а то и кровью.
Парни, вырастая тут, с малолетства учились постоять за себя. Нужная наука,
но только сжалось за сына сердце, когда вступил Павел в эти родные пределы.
Без отца, без старшего брата трудно тут было расти пареньку.
Он пересек двор, спиной повернувшись к своему подъезду, прошел мимо
двухэтажного дома, получившего к Олимпиаде новую, посверкивающую цинком
крышу, отчего дом почему-то проиграл, как бы осел под нарядной шляпой, вышел
к каштанам. Они были на месте, кое-где еще доцветали свечи. На месте
каштаны! Это было доброй приметой. А флигеля за деревьями не было - снесли
его, заровняли площадку, вывесив на кирпичной глухой стене объявление,
запрещающее прогуливать собак. Как раз тут-то, когда в детстве была у него
собака, Павел и спускал свою собачку с поводка. Теперь тут чахлая зеленела
травка и собакам сюда было нельзя. Но какой-то мальчик, худой, вытянувшийся,
в завидно по нынешней моде затертых джинсах, в коротковатой ему майке, все
же выгуливал именно здесь своего щенка, обучал его чему-то, что положено
знать эрделю. Пожалуй, рановато начал учить - у песика еще даже в лапах