"Лазарь Викторович Карелин. Змеелов" - читать интересную книгу автораустойчивости не было. Но порода была видна, замечательной золотистой масти
был щенок, широкогрудый, высоко держал голову, не вилял, не мотал без нужды обрубком хвоста. Отличный пес. Мальчик учил его, кидая от себя палку, досадовал, что щенок не понимает задачи, снова кидал, то приближаясь, то удаляясь от Павла. Раз-другой взглянул на него. И вдруг быстро подошел к Павлу, спросил: - Вы мой папа? Вот когда начинаешь платить. Родного сына не узнал. А родной сын, хоть и узнал, спросил, как чужого: "Вы мой папа?" Вот когда начинаешь платить сверх того, что уже заплачено, когда сил больше нет, никаких больше нет сил. - Я твой папа, - сказал Павел, заставляя себя улыбнуться. - А я смотрю, Сережа мой. Здравствуй, Сережа. - Достать бы платок, вытереть бы взмокшее лицо. Нельзя. Он шагнул к мальчику, положил ладони на его худенькие плечи - ничего драгоценнее никогда не знали его руки. - Здравствуй, сынок. Мальчик чуть отстранился от него, от слишком горячо вырвавшихся слов. Не от водки ли, которой дохнул? - Здравствуйте. А щенок тянулся к Павлу, скреб мягкими лапами по ноге, встречал, как родного. - Замечательная собака у тебя. - Да, у него в родословной все с золотыми медалями - и по отцу и по матери. - Сережа отодвинулся, высвобождая плечи из рук отца. - Как ты узнал меня? - спросил Павел. - Как же не узнать? Говорят, мы очень похожи. Я у матери фотографию вашу взял. Ей зачем, а мне... - Вас сколько не было? - Пять лет. Щенок лизал Павлу руку, потом вспомнил о хозяине, прыгнул, нацеливаясь лизнуть его в лицо, но не достал. - Теперь вы насовсем вернулись? - Насовсем, Сергей, ты говори мне "ты". Условились? - Хорошо. Я своего отчима отцом никогда не называл. - Я твой отец. Ну, так случилось, так у меня вышло, я... - Я знаю. Мать рассказывала. Щенок вдруг сел, упершись твердым обрубком в землю, и принялся лаять, недоумевая, сердясь. - По-настоящему лает! Прорезался лай! - обрадовался Сергей. - Это он на нас. Давай хоть обнимемся... - Давайте. Давай. Они обнялись. Павел поднял сына, поцеловал в угретый солнцем затылок, по-звериному втягивая в себя родной запах, запах своего детеныша. Вот когда начинаешь платить. Судили, приговаривали, всякую боль сносил - не было слез, а сейчас испугался, напрягся, чтобы не пустить к глазам слезы, загнать их назад, в горло. А щенок прыгал возле них, радовался и лаял, лаял, счастливый, что вот прорезался у него этот замечательный звук, сильный и звонкий. - Сынок, - твердил Павел, - сынок! Безлюдный двор - летом все ребята кто где, а с ними и все бабушки и дедушки - все же множеством глаз наблюдал за этой встречей отца с сыном. |
|
|