"Франко Кардини. Истоки средневекового рыцарства " - читать интересную книгу автора

"преемников", чем то, что их объединяет.
Такого рода суждения и, следовательно, целесообразность или
нецелесообразность использовать Адрианополь для их доказательства
качественным образом отличаются от тезиса, который мы намерены здесь
развернуть. Да, мы могли бы согласиться с тем, что касается соображений этих
исследователей насчет тактического и стратегического значения Адрианополя, а
также и с оценкой, которую они дают техническому оснащению воина-всадника
того времени. И все же имеется один крупный и неоспоримый факт: военная
история поздней Римской империи со всей драматичностью свидетельствует, что
с этого момента способ ведения боевых действий и экипировку римлян в
сравнении с таковыми у степных народов необходимо было изменить и что эти
вынужденные изменения имели принципиальное значение для будущего. Однако,
несмотря на неоспоримый технический прогресс, они все еще не носили характер
качественного переворота в ведении войны вообще. О нем можно говорить лишь
после того, когда снова, но уже на ином качественном уровне, пришло время
массового использования пехоты, когда было изобретено огнестрельное оружие,
то есть речь идет о двух последних столетиях средневековья. Имеется и другой
неопровержимый факт: хотя, объективно говоря, Адрианополь и не был
катастрофой, но именно так его восприняло тогдашнее общественное мнение.
Ошибки в оценке того или иного исторического события, которые допускают
современники, во всяком случае, более показательны и интересны, чем суждения
далеких потомков, основывающих свой приговор на точных критических
изысканиях.
"Великий ужас", объявший Рим сразу же после 9 августа 378 г., древние
историки охотно сравнивают с тем огромным трагическим потрясением, которое
испытали римляне после разграбления их города в 410 г. Аларихом. Сравнения
обычно делаются для того, чтобы лучше понять происходящее. В римской истории
не было военного поражения более тяжкого, чем нарушение неприкосновенности
померия - городской черты Рима. Посягательство на эту черту ломало вековой
порядок, вдребезги разбивало равновесие античного космоса, "социальным"
центром которого в течение многих веков был Рим, настежь распахивало дверь,
за которой была пропасть. Вот почему сама возможность подобного
сопоставления двух событий представляется нам симптоматичной. До трагедии
410 г., превосходящей обычные несчастья, к которым римляне уже давно
привыкли, не было в римской истории ничего, что могло бы сравниться по своей
зловещей значимости с Адрианополем. Доказательством тому служит тот факт,
что в связи с Адрианополем римляне вспоминают злополучный день битвы при
Каннах [16], от кровавого призрака которого тщетно пыталась избавиться их
коллективная память.
Само по себе поражение при Адрианополе, быть может, и не было событием
вселенского масштаба. Но велико было его значение как символа повторяющегося
несчастья, подтверждения бессилия Рима, неспособного уже подняться вверх по
наклонной плоскости, стремительно ведущей к гибели. Кроме того, Адрианополь
же был последним и самым кровавым в череде поражений, обрушивавшихся на Рим
на протяжении IV столетия. Поражения терпела "непобедимая" армия империи.
Били ее пришедшие с Востока кочевники. Поражения вынуждали римское воинство
менять свой облик, "обращаться в варварство", отказываться от монолитных
квадратных легионов, приобретая черты чуждые и безобразные (не только во
внешнем и эстетическом смысле, но лишенные столь привычного для римлян
порядка, то есть без-образные.-Ред.) по мнению тех, кто все еще рядился в