"Михаил Дмитриевич Каратеев. Богатыри проснулись ("Русь и орда") " - читать интересную книгу автора

Но еще прежде того он отправил к месту расположения орды новый
разведывательный отряд, иод началом воевод Ивана Сеславина, Григория
Судакова и Клементин Полева, с наказом вызнать, - верно ли то, что Мамай
поджидает подхода Ягайлы, а также захватить и прислать в Москву татарского
"языка", поелику от первого посланного отряда никаких вестей до сих пор не
было.
Но два дня спустя в Москву приехал сын боярский Василий Тупик, с
захваченным им татарином. Пленник оказался одним из приближенных Мамая и
сообщил важные сведенья. Он сказал, что за Доном стоит орда, численностью
свыше тридцати туменов, не считая многих тысяч наемников, и что Мамай только
и ожидает подхода войск Ягайлы и князя Олега Рязанского, чтобы двинуться на
Русь и покончить с Дмитрием еще до наступления осенних дождей.
То, что Рязанский князь обещал свою помощь Мамаю, было для Дмитрия
новостью, хотя и не очень его удивившей. Слухи о сговоре Мамая с Ягайлой
тоже получили теперь свое подтверждение. И стало очевидно: Руси угрожает
гибель, предотвратить которую можно только быстротой и смелостью действий. И
Дмитрий решил не ожидать нападения, а первым ударить на татар, не давая им
времени соединиться со своими союзниками.
Было начало августа, а, по словам плененного татарина, Мамай ожидал
подхода Ягайлы и Олега Рязанского к первому сентября. Нельзя было терять ни
дня, и Дмитрий Иванович сейчас же отдал приказ находившимся у Москвы войскам
готовиться к выступлению на Коломну.
Вечером того же дня он вызвал к себе воеводу Захария Тютчева, хорошо
говорившего по-татарски и слывшего человеком невозмутимо-спокойным и
находчивым.
- Готовься послужить Руси, Захар Матвеевич, - сказал великий князь
вошедшему боярину. - Ночь тебе на сборы, а с зарею выедешь послом моим в
Орду.
- Сборы мои недолги, княже: коли есть спех, то и в ночь выеду, -
ответил Тютчев. Он был еще молод, ясноглаз и хорош собою. И сердце Дмитрия
на мгновение сжалось.
"Почитай, на смерть посылаю, - подумал он. - Да ведь все на нее идем.
Днем раньше, днем позже, - что уж там... Ко-
му- то ехать надо, а лучше его на такое дело никого не сыскать". И
вслух сказал:
- Выедешь утром. Повезешь грамоту мою Мамаю, и в той грамоте будет
отписано, что дань ему готов платить такую, как платил доселева, ни рубля
больше. А пока он свою орду с Дона не уведет, и того не дам! О десятине же
пусть позабудет, - прошли те времена. А ежели ответ мой будет ему не по
сердцу и схочет он со мною биться, скажи, что я к тому готов, только пусть
наперед крепко подумает, - не пришлось бы ему платить мне десятину!
- Скажу, государь, - просто ответил Тютчев.
- На рожон, однако, не лезь, - продолжал Дмитрий. - Как хана его почти,
но после держись достойно, как подобает посланцу Великой Руси. За мои слова
ты перед ним не ответчик, а вот за свои, - гляди, не перегни... Все, что я
тебе покуда сказал, это еще полдела. А наипаче надобно мне Мамая распалить,
чтобы в сердцах снялся он с кочевья и пошел на нас, не ожидая Литву и своих
рязанских пособников. Разумеешь? И в том уповаю на твое умение. В речах
своих будь ловок и так все оборачивай, чтобы Мамай на меня взъярился, а не
на тебя. Коли поведешь дело с умом - и Руси сослужишь службу великую, и сам