"Михаил Дмитриевич Каратеев. Богатыри проснулись ("Русь и орда") " - читать интересную книгу автораорды выстояли, сколько она на стены ни лезла, почто же еще не постоять?
Город наш крепок, а людей в нем эвон сколько! Коли спонадобится - и до зимы простоим! - А есть что будешь? Через какую седмицу, не более, во всей Москве ни зерна не останется! Сколько ни хоробруй, а голод заставит ворота отворить! - Тогда нам от того проку не будет. Коли уж отворять, так лучше сейчас! - Истина! Ноне хан, гляди, и помилует, а завтра не жди! Московский торговый люд делился на сотни: Гостиную, Суконную и Сурожскую. - А как у нас и вправду с запасом-то? - спросил архимандрит. - Ты, княже, что о том скажешь? - Что я о том сказать могу? Я человек пришлый, - ответил Остей. - Поспрошайте о том у Юрия. - Врать не хочу, а толком того и я не знаю, - сказал Юрий Сапожник, увидев, что на него устремлены все глаза. - Запасу у нас было немало, особливо в боярских хозяйствах. Но народ, осерчав на бояр, домы их пограбил, - поди теперь узнай, куды оно ушло? Людей в город тожеть набежала тьма, доселева все пили и ели в кого сколько лезло, и что еще осталось - то один Господь ведает. Надо быть, на седмицу достанет, а впроголодь, может, и две продержимся. - Вишь, как оно без настоящего-то начала обернулось! Ну, а коли в деле порядку нет, так чего и ждать-то еще? Надобно теперь же мириться с ханом! - Кобыла с волком мирилась, да домой не воротилась! Лучше подтянуть брюхо и стоять до конца, нежели своей охотой отдаться басурманам на расправу! их зря ярить-то? - Вестимо так! Сколько веревку ни вей, а конец будет! - Вот на той веревке в Орду и пойдешь! - И то краше, нежели тут зарежут. С Орды и утечь можно! - Чего еще тут спорить! Надобно сделать, как царь хочет: пустить его в город, только без войска и чтобы никаких грабежей! Из всех этих речей и отдельных выкриков архимандриту Сим еону, - который в этот решающий час молчаливо был признан за старшего, - стало ясно, что большинство склоняется к тому, чтобы принять условия Тохтамыша. Выждав минуту затишья, он сказал: - Добро, братья, вы свое молвили. Послушаем теперь, что князь-воевода скажет. Ему последнее слово, и слову его наибольшая вага. Князь Остей, вначале взявшийся за оборону Москвы с большим жаром, теперь уже и сам был не рад, что ввязался в это дело. Со стороны простого народа он привык встречать только слепое повиновение, и этот храбрый, но мятежный московский люд был ему непонятен. Заставить его подчиниться своей единой воле князь не сумел, - может быть, по молодости лет, а может, потому, что сам он не был русским. События развивались явно не так, как он хотел, и теперь ему казалось, что при подобном самоуправстве народа и отсутст- вии порядка город все равно обречен. И потому он промолвил: - Если бы я имел хоть малую надежду удержать Москву, я бы первый сказал: давайте, братья, еще стоять! Но чем обороняться-то? Нет у нас боле ни огневого зелья, ни смолы, ни стрел, скоро начнется и голод, а помощи, как видно, ждать неоткуда. Два либо три приступа мы, может, еще и отобьем, а |
|
|