"Эдуард Караш. И да убоится жена..." - читать интересную книгу автора

магазинчиком ширпотреба, размещенном в полуподвале на Балаханской улице, где
кроме него числилась в продавщицах "тетя Галя" - вертлявая хохотушка лет под
тридцать. Ширинбек помнил, что отец часто возвращался домой навеселе, очень
поздно, мог среди ночи вытащить его из кроватки, целовать, обдавая
невыносимым запахом перегара, покалывая усами и слюнявя щечки, лобик.
Иногда, невзирая на позднее время, с ним в дом вваливались и его приятели -
шумные, изрядно подвыпившие. Они располагались за большим обеденным столом и
отец повелительным тоном требовал у матери то подать, то убрать, то не
вмешиваться, то вообще "не мозолить глаза" и убраться вон... Много позже
Ширинбек понял, что наиболее употребляемые в те вечера слова - цех,
продукция, пряжа, мотки, норма убыли, естественный бой посуды и т. п.
означало не что иное, как обыкновенное воровство, прикрываемое дырявыми
инструкциями и отцовским магазином, скупавшим "левое" сырье у одних
производителей и с выгодой обменивая его на готовую "левую" же продукцию
других. Но тогда, "трезвыми" ночами Ширинбек порой просыпался от громкого
материнского шепота, прерываемого всхлипываниями, что она не может больше
терпеть, что это к добру не приведет, что друзья-цеховики попадутся и его не
пожалеют: "Что я тогда скажу своему отцу, Расул? Опозоришь его доброе имя,
всю семью опозоришь... Помнишь, ведь не хотел он меня тебе отдавать, и брат
был против, только мама смогла всех уломать... ради меня... и тебя... Вай
аллах, что теперь будет..." - всхлипы переходили в рыдания, отец вскакивал,
лез куда-то в бельевые полки шифоньера, и несколько пачек денег с криком
швырялись в сторону матери, разлетаясь по комнате: "А это тебе, конечно, не
нужно... я пойду милостыню просить около мечети, а ты, Мириам, - к
"Интуристу", зарабатывать на пропитание Ширинчику, да?" . Тут заводилась и
мать, а Ширинбек окончательно просыпался.
- Деньги швыряй своей Гале, это она их зарабатывает задом, как
потаскухи у "Интуриста...".
Ширинбек знал, что гостиница "Интурист" находится напротив Приморского
бульвара, он с мамой иногда ездил мимо нее к деду на Баилов в трамвае No1,
но никогда не видел, чтобы кто-то задом, т. е. двигаясь назад, да еще что-то
таская, у "Интуриста" зарабатывал бы деньги.
Семейные скандалы затевались все чаще, уже не таясь от сына, в
перебранках то и дело возникало имя "этой Галки", сопровождаемое пока
непонятными Ширинбеку эпитетами; оно, это имя, подобно струе бензина в
костер, разжигало страсти супругов до предела, и однажды все кончилось тем,
что отец, в очередной раз хлопнул дверью, заявив, что домой уже не
вернется...
- Не будет тебе счастья с иноверкой, и нам с Ширинчиком ты не нужен,
алкаш и ворюга, - это последнее, что крикнула мать ему вдогонку.
Через два года, когда Ширинбек уже ходил в первый класс, отца осудили
на длительный срок "за хищение социалистической собственности в крупных
размерах". И хотя к тому времени родители почти год как были в официальном
разводе, мать несколько раз в разрешенные сроки наведывалась в баиловскую
тюрьму с передачами (свиданий она никогда не просила) - "ведь этой хаясызке
(бессовестной, азерб.) только его деньги нужны были, обобрала дурака, а сама
от тюрьмы, видно, откупилась и смылась куда-то..." Эта "вахта милосердия"
продолжалась, примерно, с год, до тех пор, пока матери при посещении не
отказали в приеме передачи, сообщив о пересылке "заключенного Расула Гасан
оглы Расулова" в одну из среднеазиатских колоний... Больше о судьбе отца