"Сергей Георгиевич Кара-Мурза. Маркс против русской революции" - читать интересную книгу автора

стандартную схему ориенталистского предприятия, В конце концов верх берет
именно романтический ориенталистский подход, и теоретические суждения Маркса
по общественно-экономическим проблемам сменяются классическим стандартным
суждением...
Идея возрождения безжизненной в основе своей Азии - это, конечно же,
типичный ход для романтического ориентализма, но услышать подобное заявление
из уст того же самого автора, который только что так остро переживал
страдания народа, - это поразительно. Прежде всего нам следовало бы
спросить, каким образом моральное уравнение Маркса, сочетающее потери Азии с
осуждаемым им британским колониальным владычеством, превращается в прежнее
неравенство между Востоком и Западом?.. Во-вторых, нам следовало бы
спросить, куда же подевалось человеческое сострадание, в какое царство мысли
оно удалилось, когда возобладал ориенталистский подход?..
Но если Маркс все же мог испытывать хоть какое-то сострадание к
восточным собратьям и даже отчасти отождествлял себя с позицией бедной Азии,
это говорит о том, что прежде чем его сознание полностью затмили разного
рода ярлыки, прежде чем он обратился к Гете как источнику знаний о Востоке,
произошло нечто важное. Похоже, нашелся хотя бы один человек (в данном
случае Маркс), которому удалось разглядеть в Азии ее исконное своеобразие,
еще не полностью погребенное под собирательными официальными стереотипами, -
и, обнаружив такое своеобразие, он позволил первозданной Азии овладеть
своими эмоциями, переживаниями, чувствами, - однако лишь затем, чтобы
впоследствии о ней забыть, столкнувшись с грозной цензурой, воплощенной в
самом вокабуляре, которым он вынужден был пользоваться.
Эта цензура сначала приглушила, а затем и вовсе вытеснила исходное
сочувствие, навязав Марксу свою лапидарную формулу объяснения: эти люди
ничуть не страдают - ведь это восточные люди, а потому к ним следует
относиться иначе, чем к остальным. Налет сочувствия растворился,
натолкнувшись на стену неколебимых дефиниций, возведенную ориенталистской
наукой и подкрепленную "восточной" эрудицией (вроде гетевского "Дивана"),
призванной проиллюстрировать выводы ученых. Язык чувства отступил перед
полицейской дубинкой ориенталистской лексикографии и даже ориенталистского
искусства. Живой опыт был подменен словарными дефинициями: если разобраться,
именно это и происходит в очерках Маркса об Индии. Такое впечатление, что в
конце концов что-то вынуждает его повернуть назад, к Гете, и предпочесть
ориентализированный Восток и покровительственное к нему отношение" [19].
То потрясение колониальной системы, которое должна была вызвать
пролетарская революция в Европе, воспринимается Энгельсом как неизбежное зло
, с которым пришедший к власти пролетариат будет вынужден примириться. И ни
о каком "соединении пролетариев всех стран" (например, Англии и Индии) тут и
речи нет - Энгельс предлагает пролетарской Англии постараться поскорее
оставить индийских, алжирских и других пролетариев на произвол судьбы.
В июле 1916 г. Ленин цитирует письмо Энгельса к Каутскому от 12
сентября 1882 г., в котором обсуждается взаимоотношение победившего
пролетариата с колониями. Энгельс пишет: "По моему мнению, собственно
колонии, т. е. земли, занятые европейским населением, Канада, Кап,
Австралия, все станут самостоятельными; напротив, только подчиненные земли,
занятые туземцами, Индия, Алжир, голландские, португальские, испанские
владения пролетариату придется на время перенять и как можно быстрее
привести к самостоятельности. Как именно развернется этот процесс, сказать