"Сергей Георгиевич Кара-Мурза. Маркс против русской революции" - читать интересную книгу автора

пассивными в отношении истории, они, в соответствии с концепцией Энгельса,
просто вынуждены быть контрреволюционными. И хотя такое их отношение к
революции, которая грозит народам гибелью, следовало бы считать вполне
разумным и оправданным и оно должно было бы вызывать у гуманистов
сочувствие, Энгельс подобный сентиментализм отвергает.
Он пишет в другой статье ("Демократический панславизм"): "На
сентиментальные фразы о братстве, обращаемые к нам от имени самых
контрреволюционных наций Европы, мы отвечаем: ненависть к русским была и
продолжает еще быть у немцев их первой революционной страстью ; со времени
революции к этому прибавилась ненависть к чехам и хорватам, и только при
помощи самого решительного терроризма против этих славянских народов можем
мы совместно с поляками и мадьярами оградить революцию от опасности. Мы
знаем теперь, где сконцентрированы враги революции: в России и в славянских
областях Австрии; и никакие фразы и указания на неопределенное
демократическое будущее этих стран не помешают нам относиться к нашим
врагам, как к врагам" [16, с. 306].
Понятно, насколько актуальными стали эти формулировки в октябре 1917
г., когда к власти в России пришла марксистская партия, которая в 1914 г.
выдвинула лозунг поражения России в войне, а с начала 1918 г. вела с
Германией переговоры о "похабном" Брестском мире. В элите российского
общества возникли неразрешимые концептуальные противоречия. Консерваторы
прямо увидели в Октябрьской революции "Апокалипсис России", реализацию
предсказанной марксизмом угрозы, что русским "предстоит в ближайшем будущем
погибнуть в буре мировой революции ". В отчаянной попытке защитить Россию от
этой угрожающей самому ее существованию "бури мировой революции" десятки
тысяч русских офицеров кинулись на Дон собирать Белую армию.
С другой стороны, верные и верящие марксизму революционеры - меньшевики
и эсеры - считали Октябрьский переворот контрреволюцией и прямо увидели в
нем очередную попытку реакционного славянского крестьянства задушить чистый
самоотверженный порыв Февраля, предвестника и первого шага великой мировой
революции просвещенного пролетариата. Такую попытку "реакционного русского
народа" досконально изучил Энгельс в момент революции 1848 г., и эту вторую
попытку он уже предвидел в конце ХIХ века. Поэтому революционная молодежь
тоже бросилась на Дон собирать Белую армию - марксистская молодежь в своем
антисоветизме на время стала союзником антисоветского либерального
офицерства. Ведь начиная с 1914 г. все эти статьи Энгельса стали объектом
яростной дискуссии в среде российских социал-демократов, и сама идея русской
крестьянской революции, подавляющей революцию либеральную, выглядела как
прямо предсказанная марксизмом контрреволюция реакционного народа .
Некоторые считают, что в этих статьях выразилась русофобия Энгельса.
Да, выразилась, основоположники марксизма своей русофобии и не скрывали. В
их личной переписке они мимоходом обмениваются такими замечаниями. Маркс -
Энгельсу (24 октября 1868 г.): "Боркхейм, русофобия которого (я привил ее
ему как самое невинное противоядие, чтобы дать выход его излишней жизненной
энергии) принимает опасные размеры...". Но к русофобии мы вернемся позже,
сейчас она для нас вещь второстепенная по сравнению с фундаментальными
абстрактными постулатами, которые здесь иллюстрируются конкретными случаями
взаимоотношений конкретных народов - славян, венгров, немцев.
Да и не только о славянах говорит Энгельс как о реакционных народах. О
революции 1848 г. в Австрии он пишет: "Борющиеся разделились на два больших