"Дмитрий Каралис. Автопортрет (извлечения из дневников 1981-1992 г.г.)" - читать интересную книгу автора

отрядов вели безуспешные переговоры со своими отрядными. Те посмеивались и
разводили руками - не хрен было кричать! Замполит распорядился отменить
выезд, мы ничего не знаем. Вы общественность - вы с ним и договаривайтесь.
Я появился в казарме за час до вечерней проверки, мне рассказали
новость, и мы собрались у нас на кухне обсудить ситуацию. Суть свелась к
тому, что мне как председателю совета общежития надо идти к Кашину и
говорить с глазу на глаз. Снять напряженность и попытаться выхлопотать
увольнительные. Нельзя наказывать всех подряд - многих в тот момент и дома
еще не было. Народ злится. Их ждут на выходные семьи, они имеют право. И
вообще, может Кашин погорячился, а теперь ждет встречного шага, чтобы его
поуговаривали.
Я сказал, что с замполитом у меня с самого начала отношения хреновые.
Не знаю, почему. Махоркин - мужик нормальный, он бы такого не учудил. И за
сапог бы никого ловить не стал. А если бы и схватил, так в шутку. Этот
пьяный химик в комендатуру же лез, к своей шконке пробирался, а не из
комендатуры бежал. Это понимать надо.
- Вот ты ему это и объясни! Без всякого базара. Ты умеешь! А про тех,
кто кричал, скажи, что просто смешно было, вот они и кричали.
- Пошли все вместе... Гуртом веселей и батьку бить.
- Не, базар начнется. Иди лучше один...
Замполита долго не было. Я прилег вздремнуть. В 12 ночи меня разбудили
и сообщили, что Кашин в своем кабинете. Я умылся и под напутственные реплики
толпы пошел к его резиденции. Несколько буйных и нетрезвых голов хотело
примкнуть в попутчики и высказать замполиту все, что они о нем думают, но их
оттеснили.
Войдя к Кашину, я тихим и значительным голосом сказал, что пришел по
политическому делу. Примет ли он меня в неурочный час? Майор перестал лизать
мороженое и впился в меня глазами. Вытянул в мою сторону голову, растопырил
уши и впился. Похоже, он ожидал услышать о заговоре в пользу иностранной
державы или о шайке фальшивомонетчиков, свившей гнездо на территории
комендатуры. Он крякнул, прочищая горло, опустил руку с сахарной трубочкой
под стол и кивнул, не отрывая от меня глаз.
Я начал с того, что насколько мне известно, вчера в комендатуре
произошел гнусный эпизод, заслуживающий самого строгого порицания и
наказания.
Я вкратце пересказал известное мне со слов очевидцев событие и спросил
- правильно ли я информирован? Майор кивнул, и растопыренность ушей
поубавилась. Заговором и фальшивыми купюрами не пахло. Он подлизнул
мороженое и откинулся в кресле.
- Так-так. И что, значит, вы хотите сказать?
Я хотел сказать - ну и чудак же вы, трах-тарах, майор, - но сказал:
- Рыцарь революции - товарищ Дзержинский, соратник великого Ленина,
чьим именем гордятся наша партия и правительство, считал, что лучше
освободить десяток виновных, чем осудить одного невиновного. А у нас может
получиться совсем наоборот, не по Дзержинскому может получиться. Поскольку
личность этого хитрого и изворотливого нарушителя режима на данный момент не
установлена, а также нельзя установить, кто высовывался в окна и нарушал,
так сказать, криками общественный порядок, следует, на наш взгляд, поручить
советам отрядов самим определить, кто заслуживает наказания. Они своих людей
знают и сами решат, кто мог крикнуть глупые оскорбительные слова, а кто не