"Иммануил Кант. Собрание сочинений т.6" - читать интересную книгу автора

введенный порядок все еще продолжался бы до тех пор, пока взгляды на
существо этих дел публично не распространились бы и не были доказаны
настолько, что ученые, объединив свои голоса (пусть не всех), могли бы
представить перед троном предложение, чтобы взять под свою защиту те общины,
которые единодушно высказываются в пользу изменения религиозного устройства,
не препятствуя, однако, тем, которые желают придерживаться старого. Л о
совершенно недозволительно прийти к соглашению относительно некоего
постоянного, не подвергаемого ни с чьей стороны публичному сомнению
религиозного установления, пусть даже на время жизни одного человека, и тем
самым исключить некоторый промежуток времени из движения человечества к
совершенствованию, сделать этот промежуток бесплодным и тем самым даже
вредным для будущих поколений. Человек может откладывать для себя лично
просвещение - и даже в этом случае только на некоторое время - в тех
вопросах, какие ему надлежит знать. Но отказаться от просвещения для себя
лично и тем более для будущих поколений означает нарушить и попрать
священные права человечества. Но то, что не может решить относительно самого
себя народ, еще меньше вправе решать относительно народа монарх. Ведь его
авторитет законодателя покоится именно на том, что он в своей воле
объединяет всеобщую волю народа. Если он обращает внимание лишь на то, чтобы
всякое истинное или мнимое усовершенствование согласовалось с гражданским
порядком, то он может позволить своим подданным самим решать, что они
считают нужным делать для спасения своей души: это его не касается; его
дело - следить за тем, чтобы никто насильственно не препятствовал другим
заниматься определением этого спасения и содействием ему по мере своих сил.
Он сам наносит ущерб своему величию, вмешиваясь в эти дела,

32

когда он доверяет своему правительству надзор над сочинениями, в
которых его подданные пытаются разобраться в своих взглядах, а также когда
он делает это по собственному высочайшему усмотрению, заслужив тем самым
упрек: Caeser non est supra Grammaticos, и еще в большей степени тогда,
когда он свою высшую власть унижает настолько, что начинает поддерживать в
своем государстве духовный деспотизм отдельных тиранов по отношению к
остальным своим подданным.

Если задать вопрос, живем ли мы теперь в просвещенный век, то ответ
будет: нет, но мы живем в век просвещения. Еще многого недостает для того,
чтобы люди при сложившихся в настоящее время обстоятельствах в целом были
уже в состоянии или могли оказаться в состоянии надежно и хорошо
пользоваться собственным рассудком в делах религии без руководства со
стороны кого-то другого. Но имеются явные признаки того, что им теперь
открыта дорога для совершенствования в этом, препятствий же на пути к
просвещению или выходу из состояния несовершеннолетия, в котором люди
находятся по собственной вине, становится все меньше и меньше. В этом
отношении наш век есть век просвещения, или век Фридриха.

Государь, который не находит недостойным себя сказать, что он считает
своим долгом ничего не предписывать людям в религиозных делах, а
предоставлять им в этом полную свободу, который, следовательно, отказывается