"Григорий Канович. Айзик дер Мешугенер" - читать интересную книгу автора

- А что Он о нас думает? - спросил старший из них - Арье-шлимазл. - Ты
же говоришь с Ним каждый день... Скудеет рука дающего...
- Он сам нищий, - выпалил Айзик.
- Кто? - Бог... Обокрали его люди... обокрали до нитки... - Нищие
испуганно переглянулись. Такого кощунства от будущего раввина они не ждали.
- Он, как и вы, по миру ходит, - продолжал Айзик.
- Что-то мы Его на нашем пути не встречали, - сказал Арье-шлимазл и
хмыкнул.
- В каждую дверь стучится. Но ему не открывают. А ведь просит не за
себя, а за нас, грешных...
- Может, не то просит...
- Не то, не то, - согласился Айзик. - То, что Он просит, Господь дал
человеку, когда сотворил его, но человек отдал это в заклад дьяволу...
Тут разговор оборвался. Из распахнутых дверей повалили разрумянившиеся
от радости гости, и вскоре изба опустела.
Невзирая на отчаянные жесты матери, обиженной тем, что для Айзика
побирушки чуть ли не дороже, чем родители, он до первых петухов просидел с
Арье-шлимазлом и его компаньонами, утешал их как мог, обещал собрать
какие-то деньги, но в ту ночь утешения, видно, жаждала не душа, а желудок.
Под утро Айзик исчез.
Голда кинулась его искать, снарядив на поиски и братьев. У реки сына не
было. И в чаще она его не нашла. - Он там! - сказал примчавшийся домой
Бенцион, родившийся на год раньше, чем Айзик, и поведал матери о том, что
тот ходит по местечку и побирается, как Арье-шлимазл.
- Горе мне, горе! Господи, какой стыд, какой срам! Кто поверит, что он
для других собирает?
Самому Айзику она не сказала ни слова. Только непривычно молчала и
вздыхала, перебирая в памяти, кто в ее и Шимона роду лишился рассудка. Как
Голда ни старалась, ни одного безумца не припомнила. На короткое время
обрадовалась, но радость была какой-то непрочной, расползалась. Неужели
Шимон прав? Что, если грамота и безумие ходят неразлучно, как слепец с
клюкой? - Я знаю, о чем ты думаешь, - промолвил вернувшийся под вечер Айзик.
- Нет, нет, ничего не говори... - замахала она руками.
- Айзик дер мешугенер... Ты думаешь: птицы могут нам петь, а мы, сидя
на деревьях, не можем им подпевать?.. И собаку лечить можно только свою...
ту, что торчит в конуре, лает на чужаков и сторожит твое добро?.. Ну что я
плохого сделал? Побыл один день нищим... один день птицей... один день
бездомной собакой... рыбой на крючке... Я не хочу с утра до вечера быть
Айзиком...
От этого признания у Голды перед глазами, как во сне, поплыли цветные
круги. Они наслаивались друг на друга и застили лицо Айзика, которое
удалялось от нее, как зыбкая неуловимая тень последнего вагона поезда Каунас
- Мемель.
Он запретил провожать его, отказался взять в дорогу деньги и свадебные
пирожки, вышел ни свет ни заря из дому и зашагал на станцию.
Голда весь день проплакала, словно прощалась с ним навсегда, - томили
дурные предчувствия, исказившие даже ее сны, обычно такие радужные и
безмятежные. Долго о нем ничего не было слышно.
За время его отсутствия в доме произошло немало всяких событий -
перебрались в Пагегяй, поближе к германской границе, молодожены; братья