"Григорий Канович. Шелест срубленных деревьев" - читать интересную книгу автора

Нисону не с кем перезваниваться. Дети в Штаты уехали. Жена позапрошлой
осенью померла. Как оглянешься вокруг - пустота. Почти все земляки-одногодки
отправились к праотцам... В живых остался один Шлейме. Кравчук с ним без
малого восемьдесят лет знаком. В детстве вместе рыбу в Вилии удили, в одно и
то же время - в июле - в армию пошли и свадьбы сыграли. Хена, светлый ей
рай, в отличие от мужа огонь-девка была, прямо-таки пороховая шашка. Шлейме
при ней как бы глухонемым ординарцем состоял. Нисон к молчанию портного,
можно сказать, как к своей слепоте, привык, да и от такого молчания на душе
куда теплее, чем от чьей-нибудь болтовни. До двух с половиной лет - так
рассказывали в местечке - Шлейме вообще ни одного слова не проронил.
Рыжая Роха, не чаявшая в сыне души, чуть было в рассудке не
повредилась. Вся ее орава кричит как оглашенная - аж в Германии слышно! - а
у Шлейме рот как будто дратвой зашит. Смотрит исподлобья на всех, как
урядник, и, закусив губу, целыми днями напролет молчит и о чем-то думает
угрюмо. Одно утешение: ест нормально, даже взглядом добавки просит, плачет
нормально, по двору с братьями и сестрами нормально как ненормальный носится
- и ни слова.
- Чего вы так убиваетесь? - успокаивала несчастных родителей повитуха
Мина. - С детьми такое бывает. Придет время, и Шлейме заговорит. Раз все
слышит и все понимает, то и слова отрастут, как волосы...
- Вей цу мир, вей цу мир! Горе мне, горе! - причитала Рыжая Роха. -
Просила же я его, - пальцем расстреливала она корпевшего над колодкой
сапожника Довида, - в честь моего двоюродного деда сына Зеликом назвать. А
мой муженек: нет, нет и еще раз нет. Шломо - и все тут. А может, этот
хваленый-расхваленый мелех Шломо на самом-то деле был немой?.. Ведь праотец
Моисей, по преданию, был заикой.
- Перестань, Роха! Имя у мальчишки что надо. И немых царей у евреев
сроду не было. Что ни царь, то златоуст. Оставьте бедного мальчишечку в
покое, и он у вас в один прекрасный день заговорит как миленький. Ученые
люди не то в Америке, не то в Германии подсчитали, что нормальный человек за
всю жизнь десять лет вообще рта не раскрывает. Не только для разговоров, но
и для питья и еды. Радуйтесь: четверть срока миновало.
- Что и говорить, утешила! По-твоему, нам еще столько с ним мыкаться?
- Если вычесть время сна, то, пожалуй, выйдет только половина. Может, и
меньше. Вы ненароком не заметили: во сне Шлеймке говорит или нет?
- Ни во сне, ни наяву... Молчит, как Господь в небесах, которого денно
и нощно молю: Отец небесный, отверзни ему уста!
Чем чаще Мина успокаивала Роху, тем больше своими утешениями ополчала
ее против себя.
- Ну кто же такого в мужья возьмет? Кто же с таким в постель ляжет? -
причитала Рыжая Роха, как заправская плакальщица на богатых похоронах,
окропляя слезами каждое слово.
- Возьмет. Ляжет, - уверяла Мина. - В постели надо не языком молоть, а
ступкой орудовать...
- Может, какая-нибудь старая дева и позарится на его ступку, - макала
палец в ядреную слезу Рыжая Роха.
- Дай Бог мне столько счастливых лет, сколько охотниц найдется, -
бросалась в бой Мина. - Муж-молчун - что может быть лучше? Он тебе еще кучу
внуков настряпает и кадиш над твоей могилой скажет...
- Кадиш... Ты где-нибудь видела, чтобы немой кадиш говорил?