"Аркаиц Кано. Джаз в Аляске " - читать интересную книгу автора

никому не было дела. Только пчелы из его ульев ощутили утрату. Дело в том,
что зимой пчелам полагается пить особый настой, приготовленный из смеси
вина, меда и сахара, а без такого настоя их жизням угрожает опасность, а нам
угрожает опасность лишиться воска, который нам светит, и меда, который дает
нам сладость. Вот почему, еще прежде, чем снег полностью укрыл тело хозяина,
пчелы, вероятно, созвали чрезвычайную ассамблею и пришли к суровому решению:
собрать пожитки, увязать все в узлы и эмигрировать. Бежать из этого
отдаленного района ближе к центру города. Вот какая резолюция была принята
пчелиной колонией, самой единодушной из существующих общин. Пчелы - они не
принимают скороспелых решений и не бросают ближнего на произвол судьбы.
Наверное, прибыв в город, насекомые временно поселились в одном из почтовых
ящиков, решив, что теплая атмосфера накопившихся внутри писем послужит им
надежным пристанищем. Однако, когда пчелы разместились в ящике, оказалось,
что выбраться наружу не так-то просто: им приходилось дожидаться момента,
когда прохожий откинет крышку и забросит в щель свое письмо. Скорее всего,
по этой причине пчелы сдались перед насущной необходимостью и порешили
питаться тем, что находилось в их распоряжении: начинкой писем, среди
которых они жили. Итак, они надумали выполнять свое жизненное
предназначение, добывая мед из содержимого писем. Пчелам, вероятно, пришлось
изучать заголовки, проверять достоинства почтовых марок, штемпелевать
конверты и вчитываться в содержание с волнением цензора, не знающего, что
его ждет в очередном документе; и вот, из этих альбомных листов и измятых
бумажонок - будь то ипотечные счета от банковских компаний, методика
изучения русского языка по переписке, натужные ятебялюблю или же искренние
атыменялюбишь, которыми обмениваются возлюбленные, - пчелы начали добывать
себе пропитание. Вероятно, из этих строчек изымался каждый атом сладости,
все шло на изготовление меда. Быть может, пчелы порой даже наталкивались на
буклеты цветочных магазинов и предавались ностальгии в своем зимнем
изгнании. Тем временем влюбленные кляли почем зря безобразную работу
почтового ведомства: даже те немногие письма, которые все-таки попадали в
руки адресатов, приходили вскрытые и какие-то липкие. В газетах отделы для
"почты наших читателей" были переполнены жалобами: глубокоуважаемый господин
редактор, очень хочется поинтересоваться, почему почтальоны не способны
помыть руки, как все нормальные люди; господин редактор, мой жених поклялся
мне своей матерью - а он ее любит больше всех на свете, после меня, - что
писал мне письма дюжинами, а я не получила ни одного.
Возможно, так оно и было - почему нет? Это только еще одно
предположение.
Погибший пчеловод. Кто знает, может, он и походил на того дедушку из
яростной антитабачной кампании. Быть может, его свел в могилу мороз, а не
табак. Тем не менее на плакатах рядом с портретом покойного всегда
размещалась одна и та же фотография: почерневшие, высохшие легкие. "Сутки
назад эти легкие еще дышали", - говорилось в подписи под снимком. Кто-то
добавил снизу от руки: "Не может быть, плакат висит здесь уже больше
недели".
Закрываем скобки. Закуриваем сигарету "Голуаз".
В Нью-Йорке все еще пили пиво. Хотелось, чтобы это пиво с каждым
глотком становилось все горче. Боб внимательно просмотрел "Вашингтон пост" и
"Нью-Йорк таймс", однако не обнаружил никаких странных жалоб в колонке писем
к редактору. Боб сделал большой глоток. Ему показалось, что пена на