"Аркаиц Кано. Джаз в Аляске " - читать интересную книгу автора

поверхности золотистой жидкости образовала маленькую карту Европы. Пузырьки
воздуха, стремительно поднимавшиеся к поверхности стакана, были идеальным
контрапунктом к снежным хлопьям, достигавшим поверхности тротуаров окольными
путями.
Наступили другие времена. Реальность, которая привела Боба в Европу,
была проста: по одному концерту каждую ночь, по три тысячи долларов каждый
месяц и, при известном везении, сомнительная честь ступить на землю предков.
В конце концов, побережье Страны Басков не так уж далеко от Парижа. Однако
на деле оказалось, что каждое утро, где бы он ни находился - в любой
меблирашке Брюсселя, Рима, Парижа, Осло или Глазго, - стоило ему выжать
зубную пасту из тюбика, Боб замечал на этом белом фоне две параллельные
красные линии - такие же, как в глазу Клары: два параллельных красных
рельса, дорога без шпал. In the train through your eyes. И ничего тут не
попишешь. Даже зубная паста напоминала ему о Кларе Миао. О горизонтали ее
неугомонного взгляда.
Проведя в Европе две недели, Боб перестал чистить зубы.
Когда Боб Иереги, стоя перед зеркалом, намыливал щеки пеной для бритья,
контраст между этой белой массой и его зубами, которые неуклонно желтели,
превращался в серьезную угрозу для непрочной ткани его прошлого - того
самого прошлого, которое болит на протяжении трех слогов и состоит только из
недавних утрат. Боб открывал рот и нелепо гримасничал перед зеркалом. Любой,
кто увидел бы его в такой момент, принял бы за сумасшедшего. А быть
сумасшедшим, возможно, не что иное, как выставлять напоказ свои сокровенные
чудачества, которые все же больше, чем просто чудачества. В общем-то,
сумасшествие - это звуковая дорожка разогнавшейся мысли, пластинка на
тридцать три оборота, которую слушают на скорости сорок пять. А нормальные
люди - это те, кто умеет противиться искушению и воздерживается от
непристойных танцев перед зеркалом лифта, когда в кабине находятся
посторонние. Те, кто понимает, что зеркало в лифте отличается от зеркала, к
которому подходишь, заперев на замок дверь собственного дома.
Чем старше становился Боб, тем больше нравились ему дешевые пансионы,
потому что зеркала там меньше, чем в отелях, и не нужно наблюдать
собственную изношенность в полный рост. В процессе бритья приходилось
поворачиваться, так как в зеркале помещалась только часть лица: ты волен сам
выбирать ракурс и встречаться с каким-нибудь конкретным участком бедствия.
Каким же таинственным зверьком ты был в своей прошлой жизни, Боб
Иереги, если теперь превратился в трубача с улыбкой - при всем надлежащем
почтении - распоследнего блядского сына? Холодный чай, и без ложечки. Немало
лет прошло с тех пор, как он привык обходиться без чайной ложки. Клара
никогда не добавляла сахар в чай или кофе. Это были ее закидоны, ее мании, о
которых известно только тем, кто видел, как просыпаются по утрам ее глаза.
Она не переносила стука ложечки о края чашки. Она испытывала к чайным ложкам
иррациональную ненависть. Если кто-нибудь собирался поднести ко рту чашку
чая с ложкой внутри, Клара была способна совершить кошачий прыжок, лишь бы
не допустить соприкосновения чашки и рта. У нее всегда возникало одно и то
же видение: ложечка превращается в отточенный скальпель и впивается в глаз
любителя чая. Нейроны Пуркинье в ее мозгу натягивались, и Клара срывалась на
крик, пытаясь предотвратить непоправимое. Чего еще не выносила Клара Миао,
так это если кто-то в ее присутствии покусывал металлическую ложечку.
Скальпели и ланцеты кусать нельзя.