"Аркаиц Кано. Джаз в Аляске " - читать интересную книгу автора

конечностей.
И танцуешь, танцуешь, танцуешь. На кровати, в случайном гостиничном
номере. А всего-то - на один шаг дальше от зеркала, чем обычно.
Вот только все это - ненормально и недолговечно. И даже неестественно.
Потому что форма, которую обычно принимает внутри нас счастье, как правило,
не исходит из задней части мозга, а возникает в наименее рассудочном его
отделе - во фронтальной части, отвечающей за зрение и распознавание
увиденного, и в этом случае радость не может так просто добраться до
табачных плантаций, и мы понимаем, что эта фальшивая радость - вовсе не
счастье. Однако человек, настроенный обвинять, не разбирает таких тонкостей,
он просто швыряет свой упрек в лицо: как ты можешь быть счастливой? Никакого
стыда, никакого уважения! Научись быть несчастной, как все... и тому
подобное.
- У тебя довольный вид. Куда ты ходила с утра?
- Да, в общем-то, никуда. Я весь день провела здесь.
- Тебе кто-нибудь звонил?
- Нет, солнышко, я слушала музыку. У тебя всё или будут еще вопросы?
Муж ничего не ответил. Но он помнил о покрасневшем ухе своей супруги -
об этом несмываемом пятне измены, верном признаке того, что она
разговаривала по телефону, поэтому снял пиджак и применил на практике свои
познания в области прикладной электроники: он развинтил трубку на шатком
ночном столике - шаткость ночных столиков, еще одна причина безумия и
фрустрации, - и прикоснулся указательным пальцем к мембране аппарата. Она
была горячей. Никаких сомнений: некто совсем недавно разговаривал по
телефону, и этим некто могла быть только его жена. Чудовище было разбужено:
оно плоскогубцами вырвало из стены телефонный провод, заперло Клару в одной
из комнат и не позволяло выходить в течение трех дней. Стоял сезон ужасных
ливней. Сообщение между городами прервалось на три долгих недели. В ту пору
намокшие телефонные провода больше не жужжали, как умирающие пчелы.
Мертвая труба на разобранной постели, в каком-то гостиничном номере.
А потом пришел снег - неожиданно, как и всегда, - и прикрыл старые
несчастья другими, новыми, которые поначалу даже не выглядели несчастьями.
Боб, в свою очередь, переехал на Восточное побережье и провел какое-то
время в Нью-Йорке, играя в таких заведениях, как "Minton's Playhouse",
"Birdland" и "Fez Cafe". Он не получал никакого ответа на свои отчаянные
воззвания. Наверное, из-за дождя, думал Боб. Наверное, из-за снега. Снежные
покрывала, ворующие у нас почту. В один ноябрьский день он бросил в ящик
письмо, которое, как он решил, станет последним. И тогда произошло нечто,
напугавшее Боба до крайности: в тот самый момент, когда он опускал письмо,
из щели вылетела пчела. Пчела внутри почтового ящика! Ей долго пришлось
добираться домой, потому что в Нью-Йорке все пути домой долги - в том
случае, если они вообще существуют, - и Бобу пришло в голову, что, возможно,
именно эта проклятая пчела виновата в том, что Клара не получила ни одного
из его посланий.
Быть может - скобки открываются, - по странному стечению
обстоятельств - сразу же нужно признать, что речь идет о причудливой игре
случая, - какой-то одинокий пчеловод умер от холода в Бронксе, в Бруклине
или на Лонг-Айленде, замерз в одной из самых длинных бороздок диска.
Пчеловод вполне мог выглядеть как старик с антитабачной рекламы, висевшей
чуть ли не на всех городских витринах. Дни шли за днями, но до его смерти