"Альбер Камю. Письма к немецкому другу" - читать интересную книгу автора

и что ее народ постоянно - а его избранники временами - пытается выразить
все четче и яснее. Я принадлежу к нации, которая четыре года назад начала
пересмотр всей своей истории и которая нынче среди развалин спокойно и
уверенно готовится переписать эту историю заново, попытав счастья в игре,
где у нее нет козырей. Моя страна стоит того, чтобы любить ее трудной и
требовательной любовью - моей любовью. Моя страна, я уверен, теперь стоит
того, чтобы за нее бороться, ибо она заслуживает высшей любви. И я говорю:
ваша нация, в противоположность моей, удостоилась от своих сынов той любви,
какую заслужила,- любви слепцов. Такой любовью ей не оправдаться. Вот что
вас погубило. И если вы были побеждены уже в разгаре самых триумфальных
ваших побед, то что же станется с вами теперь, в поражении, которое близится
так неотвратимо?"
Июль 1943


Письмо второе


Я уже писал вам, и писал тоном, исполненным уверенности. Пять лет
спустя после нашей последней встречи я объяснял вам, отчего мы сильнее вас:
из-за того окольного пути, на котором искали подтверждения своим принципам;
из-за опоздания, виной которому было сомнение в правоте; из-за безумного в
своей нелепости желания примирить меж собою все, что мы любили. Это
настолько важно, что стоит еще раз вернуться к этой теме. Как я уже говорил,
мы дорого заплатили за свои метания. Мы так страшились запятнать себя
несправедливостью, что предпочли ей хаос сомнений. Но именно этот груз
сомнений стал сегодня нашей силой, и именно благодаря ему мы близимся к
победе.
Да, я все это высказал вам, и притом тоном, исполненным уверенности,
единым духом, как сказалось. Видите ли, у меня было достаточно времени,
чтобы поразмыслить надо всем этим. Размышлять ведь лучше всего ночью. А уже
три года, как вы повергли во мрак ночи наши города и наши сердца. Три года,
как мы блуждаем в потемках, в поисках той самой идеи, которая сегодня встает
перед вами, облаченная в доспехи. И теперь я могу говорить с вами о разуме.
Ибо уверенность, которую обрели мы сегодня, есть чувство, которым все
окупается, и проясненный разум протягивает руку отваге. И, мне кажется, для
вас, так легковесно рассуждавшего передо мной о разуме, явилось большой
неожиданностью то, что он вернулся из такого далека, внезапно решив вновь
занять свое место в истории. Но здесь я хочу снова поговорить о вас.
Ниже я объясню вам подробнее, что уверенность отнюдь не порождает
ликования в сердце. Это придает определенный смысл всему, что я пишу. Но
прежде я хочу закрыть наш с вами счет, подвести итог нашим воспоминаниям,
нашей дружбе. Пока у меня еще есть возможность, я хочу сделать то
единственное, что можно совершить для умирающей дружбы: объясниться. Я уже
отвечал вам на брошенную некогда фразу "вы не любите свою
родину",-воспоминание о ней мучит меня до сих пор. Сегодня же я хочу
ответить на ту нетерпеливую пренебрежительную улыбку, какой вы встречали
слово "разум". "Во всех своих интеллектуальных проявлениях,- говорили вы,-
Франция отрекается от самой себя. Ваши интеллектуалы предпочитают своей
стране, в зависимости от обстоятельств, либо отчаяние, либо погоню за некой