"Александр Каменецкий. Белки" - читать интересную книгу автора

дело. Старшой уже и в сени было вошел, сопит с мороза в тепле-то, и вдруг
пригляделся внимательно... А Ермолай встал и затвор передернул. "Что, -
говорит старшой, - никак встретились?" "Встретились, - отвечает Ермолай. -
Только тронься ко мне с места, сразу мозги высажу". "А я и не тронусь, -
отвечает тот, - я теперь по закону на воле и документ имею. Но раз такая
судьба, берегись, начальник". Постояли еще немного и вышли, пятеро их
было, охотничков. А Ермолай еще долго с ружьем в сенях стоял, долго.
Прошлое, оно ведь неизвестно, как тебя достанет. Ты учи, Сережа, эту
азбуку, хорошенько учи, на экзамене если провалишься, то в последний раз,
как сапер. В глухой тайге ранним утром повстречал старый вертухай старого
урку, да в руках у каждого по стволу - бывает и такое, и еще похуже.
Пятеро их, значит, было, и все по амнистии. Четыре мужика и молодой
парень с первой ходки, малолетка. На воле что делать, как жить? Ничего
злого, я тебе скажу, они не затевали, разве набить белок и шкурки в Инте
продать - что здесь такого? Все по закону, по законной бумажке. Пришли бы
и ушли с миром, да вот случайно на Ермолая набрели. И когда в то утро
раскурили они на околице по цигарке, все сразу и вспомнили, крепенько
вспомнили. Многое, сынок, человек забывает в жизни, но кое-что в башке уж
до самой могилы сидеть будет, не выковыряешь. Покурили - и пошли по
деревне, принял их хромой Парфен за бутылку спирту. Зажили, стало быть. А
на Пуркулае все затаились, попрятались, как будто фашиста ждали.
За дело они принялись с умом. Взяли у Парфена здоровенную бочку, выкатили
ближе к лесу, поставили, насыпали внутрь кедрового ореха. Через пять минут
в бочке белок что тараканов, кишмя кишат, жрут, как бешеные, разум
потеряли совсем. Тогда бочку аккуратненько крышкой - хлоп! Полторы дюжины
внутри как миленькие. Ой, пищат, ой, скребутся! Бочка-то вся по швам
просмоленная, крышка подогнана будь здоров... Через полчаса все лежат
готовенькие, уже не дрыгаются. Лично по мне, чем дробиной в глаз, так даже
гуманнее, и аккуратно очень, мех в полной сохранности. Тогда дохлятину из
бочки вон, и снова орехи сыплют, и снова белки тут как тут. Говорю тебе, с
голоду помешались, лезут в бочку и лезут, одни мрут, другие вместо них.
Правда, шкурки сымать времени нет, раз такой конвейер, потому просто
сваливали белок в кучу, и где ты думаешь? У ермолаевых ворот. Их старшой
этот номер выдумал, чтоб страшнее было. Взять ведь никто не возьмет -
побоятся люди, а Ермолай глядит в окошко: куча трупов растет. Мороженые
белки, они как маленькие чурбачки - короткие, серенькие, легонькие,
твердые. Со стороны, вроде ветки набросаны. С каждым днем их все больше,
больше... Ермолай звереет, даже спит с ружьем, из дому ни ногой, Настасья
плачет, Пашка зубами лязгает... А кони ржут. Ржут и ржут, без конца, не
умолкают, исходят, и всем страшно, всем голодно, тут еще это ржанье -
просто как в аду, и белки мерзлые под окном все прибывают...
И не выдержал Ермолай, ударило ему в голову. Распахнул дверь - и пинками
Братца с Сестрицей на двор, на мороз, вон! Хотел сгоряча и Пашку выкинуть
- Настасья не дала, с топором встала, едва не покрошили друг друга батька
с дочкой. Ермолай совсем осатанел, орет, ревет, как зверь, достало и
его-таки, хотя привычный был, вроде, ко всему. Лошадочки бедные на морозе
жмутся друг к дружке, колотит их, издаля видно, хрипят, даже ржать не
могут, и все на дверь смотрят: может, одумается хозяин, простит, впустит
обратно... Не тут-то было! Кушать хотят, топчутся на месте, а куда
деваться? Вот она, смерть, вот она и доброта человеческая, вот и