"Александр Каменецкий. Белки" - читать интересную книгу автора

вези самолетом муку и тушенку на Пуркулай. Не до того, сынок.
Знаешь, что в мороз самое дорогое? Дрова. Потому как топором ни черта ты
не срубишь, лупишь по дереву, а оно как каменное, только звенит. Пила - то
же самое, а бензинок на Пуркулае не было. И не помашешь топориком особо:
задубеешь. Выходит, что с осени запас, то твое. Поленья - на вес золота,
их на продукты меняли. Люди всю скотину, что была, забрали в дом: и от нее
тепло, и скотина у печки погреется. Ох, как Ермолай лошадок своих берег,
последним делился, да как убережешь, если всем жрать нечего? Отощали, кожа
да кости. Морды жалобные, жмутся друг к дружке, дрожат, да еще и Пашку
греют, дышат на него. Пацан от лошадей вообще ни на шаг, как будто совсем
ума лишился. Настасья-то его жалела, а дед только рычал в углу тихонько. А
люди, сынок, в такую погоду начинают помаленьку головой трогаться:
сидит-сидит человек, потом вдруг как накатит! Или страх, или злоба, или
еще чего-нибудь, некоторые вообще башкой о стену бьются. Почему? Не знаю,
загадка природы. Водка спасает, конечно, но водка на Прукулае была дороже
хлеба, на крайний случай берегли. Голодно, холодно до самых костей, и сам
не знаешь, чего от себя ждать. В общем, сплошное веселье, как на хорошей
свадьбе.
А что в тайге, Сережа? В тайге то же самое. Все зверье к людям
потянулось. В окно глянешь: то сохатый стоит, то косуля, ночью не приведи
Бог на двор сунуться: волки кружат, всех собак порезали. И твари-то
голодные, злые, а главное, - к человеку никакого страха. Страх, сынок, он
от голода быстро проходит - ты эту истину хорошенько запомни, не раз в
жизни пригодится. Но что чудно: хлынули белки. Леший его знает, откуда они
взялись, оголодали, конечно, но валили косяком, как будто со всей тайги
поперли на Пуркулай. Тоже, видать, ум за разум зашел: прямо гроздьями
висели на деревьях, прямо сыпались! Жутко смотреть. На заборе сидят, по
крышам скачут, чуть не руками бери. Жрать все равно нечего, но прут себе и
прут. Старые люди говорили: не к добру. И точно.
Да, еще про Настасью скажу пару слов. Баба она, конечно, была справная, и
красавица, и работящая, но как муж погиб, что-то в ней порвалось.
Почернела вся, руки опустились, и с тех пор ходила как неживая. Любила
Настасья своего танкиста, до чего любила! Хотя на то и война, чтоб мужики
погибали... ну, будет о ней.
...Первыми их почуяли кони. Как взялись вдруг в один вечер ржать! Ни с
того ни с сего, прямо на ровном месте. Ржут и ржут, ногами топочут,
дрожат, в глазах страх. Ермолай гадал: может, на волков? Вышел на крыльцо,
бабахнул пару раз для острастки - ничего. И Пашка вдруг заерзал,
захныкал... Что за черт? Никак, домовик завелся? А они уже шли,
Сереженька, через лес уже шли, уже близко были... Снежок под лыжами
хрусь-хрусь... хрусь-хрусь... Уже шли. И к утру стали у околицы, старшой
их одно слово сказал: "белки". Да и то было лишнее: сидели белки на
бревнах, десятка три, не меньше, и пялились. Много белок, сынок, очень
много, как перед погибелью.
Подались к ближайшей избе - стучаться. И никто никого обижать не хотел.
Старшой ихний свою бумагу достал и стукнул в дверь: отворите. А за дверью
кони ржут, ржут-заливаются, прямо сбесились. Ермолай ружье взял - мало ли
что, отпер. Старшой ему бумагу: здравствуй, мол, добрый человек, мы -
артель охотников, документ на пушного зверя - вот он, где у вас тут можно
остановиться на недельку? Ермолай репу чешет: проходите в избу, раз такое