"Александр Каменецкий. Белки" - читать интересную книгу автора

жизни пальцем не тронул. Ни кнутом, ни даже хворостиной, незачем было.
Ведь есть такой конь, которого стегать надо и стегать, чтобы за ум взялся,
а им одного взгляда достаточно было.
Ходили они всегда парой - Братец с Сестрицей. Летом паслись в лесу,
уходили на целый день, и что ты думаешь? Ни разу не заблудились, ни разу
их мишка не пугнул или там рысь. Утром Ермолай загон открывает - уходят, а
стемнеет, уже тут как тут: скачут вприпрыжку друг за другом, копытами
взбрыкивают, ржут - дом чуют. Обхохочешься. Не было такой души на Пуркулае
или в тайге, чтобы их не любила, это уж, сынок, ты мне поверь. Почему, ты
спросишь? Тут дядя Коля тоже кой-чего надумал, покуда жизнь свою жил.
Природа нас, значит, двуногих, создала, и вышла у ней ошибка. Не разумное
получилось существо, а херня на постном масле. И вот она теперь с разных
других концов заходит, пробует. Ермолаевы лошадки, я так мыслю, уже и не
совсем животные были... ну, да Бог с ним. Не знаю, в общем.
Чего я, Сережа, так долго об этих конячках толкую? Потому, что все
дело-то было в них, а не в людях. Так слушай дальше, не перебивай деда.
Больше всех Братец с Сестрицей любили малого Пашку, а он - их. Пацан, я
тебе говорю, был с приветом: такой белобрысый, тощенький, зубы редкие,
голова на шее как-то косо торчит, словно сейчас отломится. Глазищи
круглые, как два пятака, и он ими все время куда-то мимо глядит, глядит, и
не моргает. Заикался он еще, бекал, мекал, двух слов связать не мог и
слонялся целыми днями по двору без дела, его, убогого, чего делать
заставишь? На Пуркулае Пашку все за дурачка и держали, и дед его крепко не
любил: не то классовая такая вражда, не то жалел, что своих внуков нету.
Он же пацана не хотел брать, ему дали и не спрашивали, а теперь вон, ходит
позорище, сопли по рубахе текут... В общем, снюхался этот Пашка с
лошадьми. Да так крепко, водой не разольешь. Чуть свет подхватится, кусок
в зубы - и скорее к ним. Те рады, ржут-заливаются, оближут его с головы до
пяток, и бегом за околицу. Когда Ермолай в первый раз Пашку на дворе на
нашел, схватил ружье - и в лес. Приволок да всыпал от сердца. Ты сам
посуди: ребенок один в тайге, куда и взрослые сами не ходят. Что ты
думаешь: пацан все стерпел, не пикнул. А наутро, когда его дед с лошадьми
в лес не пустил, сел посреди двора, и давай реветь. Час ревет, два ревет,
три... Ермолай с дочкой уже не знали, что и делать, перетрухали, значит,
медку ему, варенья или игрушку - ни в какую. Братец с Сестрицей поодаль
стоят, наблюдают. Короче, переорал Пашка всех и кажен день в лесу пропадал
до заката. Хоть бы волос с головы упал! Хоть бы оцарапался разок! Щеки
себе наел, поправился маненько, на нормального стал похож. Вот такие
чудеса на свете творятся, сынок, расскажешь кому-нибудь - не поверит. Ты
тоже, я погляжу, не веришь старику, а ведь это еще цветочки, дальше будет
совсем как в сказке...
Той зимой досталось всем. В декабре замело дороги, а дорог там нигде
нету. В общем, ни вездеходом, ни на лыжах - никак. Машиной не пройти, а
сам если и попрешься, что толку? Больше мешка муки не увезешь, а взять его
все равно негде. Голод, Сереженька, да какой! Помер вождь, и все в мире
сразу сдвинулось. Летом ни грибов, ни ягод, куда оно все подевалось,
холод, дожди, картоха в земле гниет... Ни черта на зиму толком не запасли,
а тут как вдарило! Пару раз пытались было с самолета продукты сбрасывать,
а потом забили на это дело, потому как кончился в стране порядок. Тут
вообще неясно, как жить дальше, четыре зоны ревут и гудят, а ты говоришь: