"Итало Кальвино. Замок скрещенных судеб" - читать интересную книгу автора

ревности к христианскому покаянию, уничижению, умерщвлению плоти, за гордыню
помыслов; несчастье ж в том, что свел его с ума языческий бог Эрос, который,
чем более ему сопротивляться, тем большие он вызывает разрушения...")
Колонка продолжалась Миром, где мы видели укрепленный город, окруженный
кольцом (Париж в кольце крепостных стен, месяцами осаждаемый сарацинами), и
Башней, изображавшей с большой правдоподобностью падающие тела среди дождя
кипящей смолы и камней, пущенных осадными машинами; следовательно,
рисовавшей военную ситуацию (возможно, собственными словами Карла: "Враг
напирает у подножия высот Монмартра и Монпарнаса, захватывая Менильмонтан и
Монрель, поджигая Порт Дофин и Порт Лиль..."), и только одной карты
недоставало, Девятки Мечей, чтобы завершить картину нотой надежды (так же,
как и речь Императора не могла иметь иного окончания, кроме: "Лишь наш
племянник Роланд может повести нас на вылазку и прорвет кольцо из стали и
огня... Иди же, Астольфо, найди рассудок Роланда, где бы тот ни был потерян,
и верни его. В этом одном наше спасение! Торопись же! Лети!").
Что было делать Астольфо? У него была добрая карта в рукаве: Аркан,
известный как Отшельник, изображенный здесь в виде старого горбуна с
песочными часами в руках, предсказателя, оборачивающего необратимое время и
зрящего После прежде Прежде. Итак, Астольфо обратился к этому мудрецу или
колдуну Мерлину, дабы узнать, где рассудок Роланда. Отшельник читал по
струйке песчинок в песочных часах, а мы приготовились читать следующую
колонку рассказа, левее первой, сверху вниз: Страшный Суд, Десятка Кубков,
Колесница, Пуна...
"Ты должен подняться на Небеса, Астольфо (ангелический Аркан Страшный
Суд указывал на небесное вознесение), к бледным полям Луны, где в фиалах,
составленных в бесконечные ряды (как на карте Кубков), хранятся истории, не
прожитые людьми, мысли, однажды скользнувшие по краю сознания и исчезнувшие
навсегда, частицы возможного, отброшенные в игре комбинаций, решения, к
которым можно было прийти, но не суждено..."
Чтобы достичь Луны (как поэтично напомнил нам Аркан Колесница), обычно
седлают крылатых коней, Пегаса и Гиппогрифа, которых Фрии вырастили в златых
конюшнях, дабы парами и тройками запрячь в беговые колесницы. V Астольфо был
его Гиппогриф; он вскочил в седло и отправился к Небесам. Полная Луна
приблизилась к нему. Она парила. (На карте Луна была изображена
благообразнее, чем представляют актеры, разыгрывающие в середине лета пьесу
о Пираме и Фисбе, но такими же простыми аллегорическими средствами.)
Затем последовало Колесо Фортуны, как раз в тот момент, когда мы
ожидали более подробного описания мира Луны, которое позволило бы нам
потешиться старыми баснями о перевернутом мире, где осел - король, люди - о
четырех ногах, младые правят старыми, лунатики держат кормило, а обыватели
вертятся как белки в колесе, и еще существует такое множество иных
парадоксов, сколько воображение в состоянии представить.
Астольфо вознесся, чтобы найти Смысл в мире бескорыстия, сам будучи
Рыцарем Безвозмездности. Какая же мудрость этой Луны поэтических безумств
могла быть заимствована в назиданье Земле? Рыцарь попытался спросить об этом
первого жителя, который встретился ему на Луне: Фокусника, или Мага,
персонажа, изображенного в Первом Аркане; имя и образ очерчены нетвердо, но
в данном случае - благодаря чернильнице, которую он держал в руках, как
будто что-то записывал, - он мог быть сочтен поэтом.
В белых полях Луны Астольфо повстречал поэта и вознамерился